Мир, которого не стало

В тот же день друзья нашли мне новое жилье, тоже на улице Хорива. Меня это не сильно обрадовало, так как через два дня полиция пришла в квартиру, где была типография. И несмотря на то что дом тем временем успели побелить, сыскные утверждали, что в квартире чувствуется запах типографской краски. «Видно, мы опоздали!» – сказали они. Но за запах в тюрьму не сажают.

Я заметил, что за мной следят. Два «ангела-хранителя» сопровождали каждый мой шаг. Это было очень неприятное ощущение. Было ясно, что полиция медлит с моим арестом только потому, что уверена – я сам в конце концов попадусь им в руки, но надо подождать, чтобы разведать про всех, с кем я общаюсь.

Особенно меня тронул визит моей прежней квартирной хозяйки, вдовы врача, которая как-то пришла навестить меня и предупредила от себя и от имени своей дочери, что за мной днем и ночью ходят два сыщика и я должен как можно скорее скрыться. Товарищи решили, что мне надо уехать из Киева. В то время в Киеве находился один из наших товарищей-активистов, студент Харьковского университета Лба Тумаркин. От имени харьковских товарищей он пригласил меня поехать к ним и объявил, что для меня готова квартира: Клочковская улица, дом 66, мне надо только поторопиться с поездкой. Но как увильнуть от полиции? Все взвесив и обдумав, мы решили, что мне нужно плыть на пароходе, который идет в Кременчуг, а уже оттуда – в Харьков. Соня купила билет на пароход, в третий класс. В толпе путешественников никто не обратит на меня внимания. Мы с Исачкой поехали в ресторан «Краковский», и когда он объявил, что мой «верный страж» – усатый сыщик – стоит на посту, мы вышли через черный ход на другую улицу, я нанял извозчика, и мы благополучно прибыли в порт. Соня уже ждала нас. Она не только купила билет, но и разговорилась с одним из матросов, который пообещал ей – она хотела ему заплатить, но он не хотел брать с нее денег – дать хорошее тихое место ее больному брату, возвращающемуся домой в Кременчуг. И он выполнил свое обещание. Я попрощался с друзьями, как прощался бы с братьями и сестрами, и через час был уже на пути в Кременчуг. Через два дня после моего отъезда из Киева полиция пришла в комнату, где я жил, с обыском. Они не знали моего имени – комната была записана на имя Ицхака, петербургского студента, сына врача из Режицы, который уехал из Киева еще три недели назад…

Глава 22. Мой уход из Сионистской социалистической рабочей партии и Агада Элиэзера Шейна (октябрь 1906 – апрель 1907 года)

Кременчугские товарищи – Маня и Давид, которые требовали, чтобы я прибыл туда, не ждали меня так скоро и приняли меня весьма дружественно, что ободряло. Я провел с ними два дня, мы подолгу беседовали, я участвовал в заседаниях местного комитета – и не мог понять, ради какого именно насущного вопроса меня позвали. Я лишь почувствовал, что некоторые из товарищей сомневаются в ряде аспектов партийной доктрины, но это были колебания и сомнения, еще не обретшие формы. В среду (если я не ошибаюсь, это была третья неделя августа) я прибыл в Харьков. Я пришел по адресу, который мне сказали заранее. И вот сюрприз – целая квартира, в которой жили два брата Фишкиных из моего города, которых я наставлял в сионизме, а потом они стали членами нашей партии, младший из них был очень активным деятелем. Но в квартире не было простора, который был в моей киевской квартире на Прозоровской. Были, правда, другие достоинства: вход изнутри, со двора. Люди, которые там жили, относились к хозяевам квартиры с большой симпатией – приятные юноши, тихие, вежливые, первыми здороваются с соседями, преисполнены скромности. Позади дома возле ворот был продовольственный магазин. Его хозяином был русский, любящий книги, низкорослый и плотный, с большой лысиной, маленькой бородкой и пышными усами, перепоясанный широким фартуком. Я был постоянным клиентом Семена Михайловича и чувствовал, что он относится ко мне с симпатией.