— Зря ты так. Я никогда не обманывал тебя. Да, я продаюсь за деньги. Я продающийся, но не продажный. Джен, и ты знаешь, я никогда им не был. Давай будем честными. Не ты ли не совсем юная, богатая, одинокая и закомплексованная женщина покупала меня по ценам прейскуранта? Тогда ты по-другому считала, не так ли? Ты бронировала себе мальчика, и тебя не волновало, в чьих еще кроватях я был. Тебя не волновало, почему я этим занимался. Ты платила деньги, чтобы я тебя трахал, и поначалу я именно это и делал. Я давно не беру с тебя деньги, но продолжаю приезжать. Ты никогда не задумывалась, почему? Все изменилось, но ты так и не отошла от мысли, что я забронированный мальчик?! Это ведь так, Джен?! Я мог бы поселиться у тебя, жить в достатке, не напрягаясь, есть, пить, покупать за твой счет красивую и дорогую одежду, врать тебе и… никогда не уважать себя и стыдиться смотреть тебе в глаза. Так делают многие, но… Неужели же ты так и не поняла, что я не мог так поступить с тобой, да, и с собой тоже. Хочешь знать, почему я живу с Лаурой? Я скажу, в этом нет секрета! Потому, что она единственный человек, принявшим меня, как есть, вместе со всем моим дерьмом. Она единственный человек, который никогда не бросит мне в лицо то, чего я стесняюсь больше всего, что я проститутка. Она единственный человек, который понимает, что я не могу просто взять и перестать этим заниматься, и который знает, что когда-нибудь этот день наступит. Она единственный человек, который сказал мне: «Хочешь здесь жить — живи, но половина расходов — твоя». Это честно! Это партнерство, а не сделка, Дженни! Как ты не понимаешь?!
Энди говорил, но его голос падал. Дженнифер видела, как тяжело ему произносить эти вещи вслух.
— Вечером возвращается Тиа и Дель. Если хочешь, я заеду за тобой, когда поеду на вокзал.
Дженнифер не отвечала, и парень не настаивал.
— Ладно, я все равно заеду. Это для них.
Он полез в карман, достал деньги.
— Вот деньги. Переведи, пожалуйста, за обучение Тиу…
— Я уже заплатила! — выпалила Эдда в сердцах. — Ты забыл, что это нужно было сделать еще несколько дней назад?
— Что значит, ты заплатила? Мы столько раз говорили об этом и все, вроде бы, решили. Ты платишь за Дель, я за Тиу.
— Я не была уверена, что ты вообще об этом вспомнишь! Ты же нынче так занят! Деньги заплачены, и мне от тебя ничего не нужно! Я пока сама в состоянии…
— Ты можешь оскорблять меня еще больше. Мне не привыкать, но эти деньги не для тебя! Они для Тиу! Я их оставлю, а ты решай, что будешь с ними делать! Я знаю, что заплатил за школу, а остальное мне знать не обязательно!
Энди положил деньги на стол и быстро пошел к выходу, но вдруг остановился, обернулся и сказал:
— Ты говорила, что знаешь, чего я больше всего хочу. Давай сверимся. Знаешь, больше всего на свете я хотел, чтобы человек, которого я любил и люблю до сих пор, просто был рядом. И больше всего на свете я не хотел и не хочу лазать по чужим кроватям. А теперь решай, насколько совпали наши ответы.
Дженнифер слышала, как щелкнула дверь, и осталось легкое эхо. А еще остался запах. Знакомый такой. Состоящий из послевкусия духов и бензина. Остались прикосновения и поцелуй на шее. И страшное чувство одиночества, растворенное в словах. Перед глазами невидимо плыл вчерашний танец. Дженни видела. Она специально приехала, чтобы посмотреть. А Энди не знал, не должен был знать, что она в клубе. Два человека, мужчина и женщина, соединенные одной, только им известной идеей. Танец пантер, слишком откровенный, чтобы оставаться просто танцем. Они играли, соблазняли друг друга, чтобы после слиться. Дженни видела, как Лаура касалась губами паха парня, хотя должна была только изображать эту страсть, а он целовал ее. По-настоящему. Глубоко и страстно, выходя за рамки образа. Так могли танцевать люди, которые доверяли друг другу, и у которых было что-то большее, чем просто визуализация страсти. Эти люди знали друг друга, знали пределы и возможности каждого. Нет, они не играли и не танцевали, они проживали то, что их связывало. Энди говорил об этом сегодня. Кричал сквозь каждое слово: «Я доверяю ей, потому что она доверяет мне! Я понимаю ее, потому что она понимает меня! Я принимаю ее, потому что она принимает меня!» Он и Дженни не врал. Он всегда приходил лишь потому, что хотел. Хотел для нее. Хотел для себя. И он прав, ревность лишь неуверенность в себе.