Мир, который построил Хантингтон и в котором живём все мы. Парадоксы консервативного поворота в России

Этот консервативный, антиполитический и антидемократический характер легитимации путинского режима, однако, вполне органично сочетается с логикой рынка, пронизывающей российское общество: отказ от политического выбора оправдывается не только верностью традициям, но и тотальным недоверием к любым формам общественной жизни. Обратной стороной господствующего консерватизма становится индивидуальная «забота о себе», приоритет частного интереса над общим. Устойчивость сочетания правительственной консервативной риторики и рыночной атомизации общества стала особенно очевидна в предшествующий президентский срок Путина (с 2012 года). В этот период рост государственного национализма, особенно с 2014 года, на фоне присоединения Крыма и конфронтации с Западом, сопровождался последовательным курсом на коммерциализацию медицины и образования, а также общим снижением социальных обязательств. Так называемое «крымское большинство» – молчаливое единство патриотических граждан, сплотившихся вокруг поддержки внешнего курса Кремля – сочетает в себе гордость за воссоздание «исторической России» и постоянно растущее недоверие к конкретным государственным институтам^[91]. Восприятие этих институтов (полиции, судов или средней школы), как неэффективных и коррумпированных, давно приобрело качество общего мнения. Это недоверие, однако, нашло выражение не в росте движений протеста, но в «де-политизации» социальных вопросов. Предполагается, что не рассчитывая на государство, индивид сам должен нести ответственность за безопасность, здоровье и достаток своей семьи^[92]. Более того, господство логики частного интереса даёт возможность «понять» каждого отдельного коррумпированного чиновника, который, как и любой другой человек, хочет лишь добиться лучшего будущего для своих близких.

Подобная «де-политизация» социальных вопросов полностью соответствует духу неолиберальных реформ в социальной сфере, где государство лишь предоставляет населению «услуги» на взаимовыгодной основе. Консерватизм и неолиберализм: опасные связи

Несмотря на декларируемый властями «особый путь» России, существующую идеологическую композицию режима вполне можно сравнить с неоконсервативным поворотом на Западе, впервые проанализированным в связи с политикой М. Тэтчер и Р. Рейгана тридцатилетней давности. Именно тогда, в момент экономического кризиса, атака правых на социальное государство начинается в форме «авторитарного популизма», включающего прежде несовместимые идеологические компоненты – апелляцию к консервативным ценностям и апологию ничем не ограниченного рыночного интереса^[93]. Знаменитая максима Тэтчер – «общества не существует» – вступала в прямое противоречие с основами консервативного мировоззрения, для которого «общество» всегда оставалось ключевым понятием. Тэтчеризм стал разрывом не только с предшествующим социал- демократическим консенсусом, но и с консервативной политической традицией.

Со времён Дизраэли британский консерватизм противопоставлял либерализму исторически сложившееся единство нации, связанное общим укладом и взаимными обязательствами. Для консерваторов государство было не «ночным сторожем», функции которого ограничены лишь защитой собственности и гарантиями невмешательства в частную жизнь, а органичным продолжением общества, его «формой». Отношения власти и гражданина здесь представляли не рациональный контракт, но основывались на авторитете и метафорически уподоблялись роли отца по отношению к членам семьи. В то же время консерваторам всегда была чужда социал- демократическая идея «общественного интереса», для реализации которого необходимы активные интервенции государства в экономику^[94].

Общество для консерваторов никогда не было нормативным понятием, но представляло партикулярную результирующую истории каждой страны. Опора на реально сложившиеся отношения внутри конкретного национального сообщества определяла скепсис консерватора по отношению к любым реформам, направленным на торжество универсальных принципов свободы или справедливости. Из этой скептической установки консерватизма органично вытекало и позитивное представление о праве, согласно которому любое законодательство отражает не рациональные принципы, а итог негласного соглашения поколений. В этом смысле между консервативным оправданием британского конституционализма и русского самодержавия нет никакого противоречия – и первый, и второй в полной мере соответствуют историческому опыту этих стран («Конституция России – это её история», как это исчерпывающе сформулировал в своё время русский консерватор Фёдор Тютчев).