Читаем Мир круженья полностью

Изменились виды и названья,

И чудной в архитектуре свих,

Но ещё стоят столетий зданья,

По декору узнаю я их.

Вдалеке, с закрытыми глазами,

От вокзала в Сихов забреду,

Тихо прогуляюсь между львами,

На Лычаков мысленно зайду,

Ясень и каштан, перед балконом,

Обниму, как родичей своих,

Посижу, грустя, внизу под домом,

Помня прошлой жизни каждый штрих.

И вздохну, вдаль отпустив виденья.

Время пронеслось шальной рекой.

Но сквозь пенность бурных вод забвенья,

Проступает бывший город мой.

***

Бутонами остатки дрёмы.

Но карантин. Куда пойдёшь?!

Закрыт бурлящий мир «Аромы»,

Что на углу А-Мелех Джордж.

Идёт неделя за неделей.

И доставляется еда.

А мне бы в «Кофе на Кармеле»,

Что посещала иногда,

Когда на рынке мы бывали.

Увы, и «Кармель» под замком.

Мы столько лет там покупали,

Что каждый продавец знаком.

Чтоб в банк попасть, по телефону

К ним надо приглашенье брать…

Себя пытаясь обуздать,

Мир афиширует корону.

***

Прикрыт листочком фиги моветон.

И я скрываюсь за размытость точек.

Погаснут огоньки случайных строчек,

Не задевая театральный трон.

Покоя я не стану нарушать,

И, уходя, прикрою тихо двери.

А чьи при этом большие потери,

Не мне, да и не Вам о том решать.

В Вас выжимки блестящие осколки,

Во мне, кругом, рефлексии вода…

Но что б мы не писали – ерунда,

Историю вновь изолгут потомки.

***

Жаль графоманов в блогах почти нет.

Зато присутствует немерено поэтов,

Маститых, восхваляемых, при этом

Крадущих ритм, и рифмы, и сюжет.

Как авторство – случайные слова,

Что вовсе выпадают из контекста.

И всех, от них зависящих, хвала,

А для иных эмоций нет там места.

Сын конъюнктуры их патриотизм:

Религию ругали, капиталы…

Теперь вовсю хулят социализм

И славят многозвучные хоралы.

***

Роль личности. Кто же оспорит значение?!

Но все ли она замыкает течения?!

И в каждой ли жизни одна всё решает?!

А личность своя?! – Что-нибудь означает?!

Душа ведь её – не бесплодный пустырь,

Неужто во всём нужен ей поводырь?!

И разве суровый фанатик не лжив,

На плечи других груз ошибок сложив?!

***

Мой монастырь и Ваш устав.

Пожалуйста, не спамьте в личку!

От пошлости давно устав,

Я завела себе привычку

Не открывать ютуб и гиф,

На громкость ссылок не прельщаться

И, словно утверждая гриф,

Простейшим смайлом отмечаться.

Я «писем счастья» не коплю

И их другим не рассылаю,

Хоть искренне людей люблю

И всего доброго желаю.

***

«Ты не спеши дорогая с ответом,

Думай, чтоб не было поздно потом».

Снег заметает дорожки с рассветом,

Кроет пространство сплошным серебром.

Весело было сверкающим настом,

И с бубенцами под яркой дугой,

В тёплой шубейке да платье атласном…

Как же она любовалась собой.

Честь берегла. Лишь локтями касания.

Тихо краснела от ласковых слов…

«Ты б не бежала к нему на свидания,

Вдруг это страсть, а отнюдь не любовь.

Что обещания значат мужские?!

Знаешь о нём ты всего ничего.

Что за колечко?! – стекляшки цветные.

Лучше давай мы проверим его».

Снег заметает дорожки с рассветом,

Кроет пространство сплошным серебром.

Поздно теперь вспоминать уж об этом,

С ним укатила подружка вдвоём.

Пишет, что он и надёжный, и верный,

Просит прощенья за подлый обман.

Холод с теплом лепят образ химерный

Чудных растений загадочных стран.

Щёлкают громко поленья в камине.

Кот на коленях как трактор урчит.

Спят муж и внуки. Что ж помнит доныне?!

Гладит колечко и сердце болит.

***

Он говорил. Она молчала,

Чуть видно головой качала,

А слушала его, иль нет…

Кто мог бы точный дать ответ?!

Возможно и сама не знала.

Свеча дробилась в тьме бокала.

На что надеялась?! Кольцо?!

Он гневно ей швырял в лицо

Трактаты длинных обвинений

В обмане лживых соблазнений,

Желании прибрать к рукам

Всё, чем теперь владеет сам.

Ей словно снился страшный сон,

И вдруг сказала тихо: «Вон»,

«Вон!» – во весь рост встав, повторила.

Его как молния сразила.

Он ждал раскаяния, слёз,

Подумал: «Это не всерьёз»,

А вслух сказал: «Но я прощаю

И даже денег обещаю

Тебе подкинуть на аборт».

Но тут она схватила торт.

Он зашипел, как дикий зверь,

И мигом вылетел за дверь.

Она без сил на стул упала,

Бледна, как срезанная калла,

В хрустальной вазе у окна.

И мысль дробилась всё: «Одна!».

***

Любовь ушла. На сердце гадко.

Но вправду ли была?! – Загадка.

Так много вокруг нас явлений,

Что на поверку – просто тени.

Всё обезличено и пресно.

И был ли мальчик?! – Неизвестно.

***

Дождился день. Дождилась ночь.

Дождя не в силах превозмочь,

Напрасно солнце бушевало.

Вдоль неба, словно покрывало,

Текла река небесных вод,

Прокрашивая серым свод

И падала к земле, дождясь,

Порывов воздуха дождясь.

***

Твоя любовь! Твоя карьера!

Здесь всё твоё! Я лишь зверьё!

Мне тесный закуток вольера:

От милости твоей – жильё.

Подачки. Ласковые речи…

Тоска… Тоска… Нет сил терпеть.

Мне Душу балаган калечит!

Ответ – металл, завитый в плеть!

За чьи грехи моя расплата,

Капкан, расставленный судьбой?!

По алому рубцу заката

Пыль соли над морской волной…

***

Потерян счёт истекшим дням,

Неумолимо жизнь исходит,

Я что-то ощущаю вроде,

Но может лишь сознанья хлам.

Рассудка скользкая стезя

Эмоций лабиринты сушит.

Зачем тоска терзает Души,

Когда вернуть ничто нельзя?!

В чём согрешил? Где был не прав?

Всплывают мелочи пустые.

И только сердце глухо стынет

В неугасимой боли травм,

Вращает памяти пути

В отбытых драмах воплощенья,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Я люблю
Я люблю

Авдеенко Александр Остапович родился 21 августа 1908 года в донецком городе Макеевке, в большой рабочей семье. Когда мальчику было десять лет, семья осталась без отца-кормильца, без крова. С одиннадцати лет беспризорничал. Жил в детдоме.Сознательную трудовую деятельность начал там, где четверть века проработал отец — на Макеевском металлургическом заводе. Был и шахтером.В годы первой пятилетки работал в Магнитогорске на горячих путях доменного цеха машинистом паровоза. Там же, в Магнитогорске, в начале тридцатых годов написал роман «Я люблю», получивший широкую известность и высоко оцененный А. М. Горьким на Первом Всесоюзном съезде советских писателей.В последующие годы написаны и опубликованы романы и повести: «Судьба», «Большая семья», «Дневник моего друга», «Труд», «Над Тиссой», «Горная весна», пьесы, киносценарии, много рассказов и очерков.В годы Великой Отечественной войны был фронтовым корреспондентом, награжден орденами и медалями.В настоящее время А. Авдеенко заканчивает работу над новой приключенческой повестью «Дунайские ночи».

Александ Викторович Корсаков , Александр Остапович Авдеенко , Б. К. Седов , Борис К. Седов , Дарья Валерьевна Ситникова

Детективы / Криминальный детектив / Поэзия / Советская классическая проза / Прочие Детективы