Мир культуры. Основы культурологии

Вопрос об исторических судьбах

России в той или иной

Портрет

форме присутствовал в любых

размышлениях

о

П. Я. Чаадаева

государственности или путях и

способах становления

человека как личности. Критика

самодержавия, с каких бы позиций она ни производилась, вела к поиску наилучшей

формы организации жизни. Одной из наиболее ярких личностей первой половины

XIX века, без которой трудно понять своеобразие русской культуры этого времени,

был П. Я. Чаадаев (1794—1856). В его судьбе отразилось все беспокойство

беспокойного времени. Он был блестящим офицером, после героического участия в

войне 1812 года оставил карьеру военного и сблизился с декабристами. Не найдя с

ними точек соприкосновения во взглядах, путешествовал в 1823 году по Европе.

Немецкий философ Шеллинг, знакомый с ним, назвал его “самым умным из

известных ему умов”. После публикации в 1836 году в журнале “Телескоп” своего

первого из восьми “Философических писем” Чаадаев был объявлен сумасшедшим и

посажен под домашний арест.

Рассматривая судьбы человечества, судьбы разных стран, а особенно России

через призму христианского, библейского взгляда на мир, Чаадаев, изучивший

католичество, полагал, что христианство и есть та сила, которая может

содействовать благополучному исходу исторического процесса — установлению

царства Божьего на земле. Исходя из этой мысли, он полагает, что Россия,

принявшая христианство от Византии, отошла от истинного пути в своей истории.

По его мнению, лишь католичество “восприняло царство Божие не только как идею,

но и как факт”, в нем “все действительно способствует установлению совершенного

строя на земле”. “Мы же, — пишет Чаадаев, — замкнулись в нашем религиозном

обособлении, и ничто из происходившего в Европе не достигало до нас... Высокие

качества, которые религия принесла в дар новым народам... все это совершенно нас

миновало. В то время, как христианский мир величественно шествовал по пути,

предначертанному его божественным основателем, увлекая за собою поколения,—

мы, хотя и носили имя христиан, не двигались с места. Весь мир перестраивался

заново, а у нас ничего не созидалось; мы по-прежнему прозябали, забившись в свои

лачуги, сложенные из бревен и соломы” [321, с. 49]. Считая, что русская культура —

всецело “результат заимствования и подражания”, Чаадаев говорит, что она не имеет

прошлого или будущего, живя лишь настоящим, его терзает мысль о том, что “стоя

552

между двумя главными частями мира, Востоком и Западом, упираясь одним локтем

в Китай, другим в Германию, мы должны были соединить в себе оба великих начала

духовной природы: воображение и рассудок, и совмещать в нашей цивилизации

историю всего земного шара”. Но мы, оставшись одинокими в мире, “ничего не дали

миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей

человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что

досталось нам от этого прогресса, мы исказили” [там же, с. 47].

Младший современник Чаадаева, поэт и критик Аполлон Григорьев (1822—

1864) позже напишет, что “письмо Чаадаева ...было тою перчаткою, которая разом

разъединила два дотоле если не соединенные, то и не разъединенные лагеря

мыслящих и пишущих людей. В нем впервые неотвлеченно поднят был вопрос о

значении нашей народности, самости, особенности, до тех пор мирно покоившийся,

до тех пор никем не тронутый и не поднятый” [83, с. 177]. Эти два лагеря, о которых

говорит А. Григорьев,— западники и славянофилы.

Славянофилы (А. С.Хомяков, 1804—1860; К. С. и И. С.Аксаковы и др.)

предполагали, что России во все ее исторические времена была свойственна

соборность (отношение взаимодействия между народом и его правителями), некий

уровень цельности личности, устремленной к Богу. Эти идеи несли в себе и

предположение, что Россия (в противоположность мыслям Чаадаева) имеет

историческую миссию — стать центром мировой культуры и цивилизации.

Западники — Т. Н. Грановский (1813—1855) (послуживший прототипом

главного героя романа Ф.М.Достоевского “Бесы”), В.С.Соловьев, А. И. Герцен (1812

—1870), Н. П. Огарев (1813—1877) — полагали, что путь России связан с западным

образом государственного устройства, реформами, имеющими целью смягчение

условий жизни крестьянства. Западничество было неоднородным, поскольку в нем

соединились носители либеральных взглядов и радикалы, полагавшие необходимой

отмену самодержавия и крепостничества.

Общественная мысль этого времени породила новые направления

философских взглядов, начиная от создания религиозных систем (А.

С. Хомяков, В. С. Соловьев) до материалистических (А. И. Герцен, Н. Г.

Чернышевский).