Мир культуры. Основы культурологии

История в ее экстремальных моментах составляет содержание и гениальных

“Тараса Бульбы” Гоголя, “Капитанской дочки” и “Арапа Петра Великого” Пушкина,

его драмы “Борис Годунов”, поэмы “Полтава” и столь многих произведений, что их

невозможно и нет необходимости перечислять. Интерес к истории своего

государства объяснял декабрист писатель-историк А. А. Бестужев-

Марлинский (1797—1837): “Мы живем в веке историческом... История была всегда,

свершалась всегда. Но она ходила неслышно, будто кошка, подкрадывалась

невзначай, как тать. Она буянила и прежде, разбивала царства, ничтожила народы,

бросала героев в прах, выводила в князи из грязи; но народы после тяжкого

похмелья забывали вчерашние кровавые попойки, и скоро история оборачивалась

сказкою. Теперь иное. Теперь история не в одном деле, но и в памяти, в уме, на

сердце у народов. Мы ее видим, слышим, осязаем ежеминутно: она проницает в нас

всеми чувствами... Мы обвенчались с ней волей и неволею, и нет развода. История

— половина наша, во всей тяжести этого слова” [176 с. 88].

Точно так же русские зодчие, скульпторы, живописцы как бы заново

обнаружили иную, более значительную поступь истории. Их работы в той или иной

форме выражали либо идею государственности, например, созданное

А.Д.Захаровым (1761—1811) в Петербурге к 1823 году здание Адмиралтейства или

арка здания Главного штаба на Дворцовой площади работы К. И. Росси (1775 —

1849), либо идею единства народа и власти. Памятник Минину и Пожарскому И. П.

Мартоса (1754—1835) был воспринят как памятник героизму русского народа в

Отечественной войне 1812 года, хотя автор изобразил героев войны 1612 года.

Многие художники пишут картины, посвященные различным эпизодам русской

истории периода борьбы с монгольским нашествием, как например, картина А. И.

Иванова (ок. 1776—1848) “Единоборство Мстислава

Удалого с косожским князем Редедей”, которую

автор закончил в те дни, когда Москва была занята

Наполеоном. Тот же интерес к людям, созидавшим

историю, виден и в портретах О. А.

Кипренского.

Другая линия русского искусства связана с

идеями декабристов, их критикой существующей

555

К. Росси.

Арка Главного штаба

российской действительности, пониманием свободы, совести и личного

достоинства. Многие декабристы сами были не чужды литературной деятельности и

поэтому наиболее явно их идеи отразились не только в программных документах,

таких, как, например, “Законоположение “Союза благоденствия”, но и в

произведениях, написанных декабристскими писателями и поэтами. Общим для них

явилось стремление к тому, чтобы выражать высокие чувства, “высокие

помышления”, связанные с добром, вольнолюбием (вспомним у Пушкина: “что

чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу...”),

гражданской отвагой. К. Рылеев (1795—1826) в послании Бестужеву выразил это

состояние души не менее полно:

Моя душа до гроба сохранит

Высоких дум кипящую отвагу;

Мой друг! Недаром в юноше горит

Любовь к общественному благу!

Еще более ясно видна гражданственная устремленность к “общественному

благу” в стихотворении “Гражданин”:

Я ль буду в роковое время

Позорить гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

Переродившихся славян?

Нет, не способен я в объятьях сладострастья

В постыдной праздности влачить свой век младой

И изнывать кипящею душой

Под тяжким игом самовластья.

[294, с. 85, 86]

Уже в этих двух цитатах видна главная установка декабристов на деятельное

начало в жизни и образцы высокой морали. Декабристы впервые в своей поэзии

придали дотоле обычным словам более весомый смысл, многие — получили

символическую политическую окраску. Совсем по-иному звучат в контексте

декабристской поэзии слова: вольность, тиран, кинжал, самовластье, правда,

справедливость. Такова поэзия К.Рылеева, В.Кюхельбекера (1797—1846), чьи

страстные, полные горечи стихи оплакали судьбу вольнолюбивых поэтов:

Горька судьба поэтов всех племен;

Тяжеле всех судьба казнит Россию:

Для славы и Рылеев был рожден;

Но юноша в свободу был влюблен...

Стянула петля дерзостную выю.

Не он один; другие вслед ему,

Прекрасной обольщенные мечтою, —

556

Пожалися годиной роковою...

[Там же, с. 98]

У каждого из нас в памяти произведения, созданные гением Пушкина,

Грибоедова (1795—1829), Лермонтова, произведения, которые отражают

трагическое “дум высокое стремленье”, горечь понимания той пропасти, которая

легла меж ними и теми, чье “грядущее иль пусто, иль темно”. Недаром судьба

Чацкого так напоминает судьбу Чаадаева (Грибоедов в замыслах хотел направить