Вернувшись в свою одинокую, пустую комнатку сумеречным вечером, она была почти уверена – ей стоить остаться, отдохнуть, пойти в душ, а затем лечь спать, и даже добралась до последнего пункта своего маленького идеального плана, с приятной ломотой в разогретом под щекочущими, теплыми струями воды теле устроившись в обволакивающе-мягкой, пахнущей чистотой и хорошими снами постели. Однако тут же окружившая ее плотным коконом бесстрастная, немая тишина, идеально ровный, серовато-синий, безлико равнодушный потолок и, словно в противовес ему, еле различимые звуки приглушенного разговора за тонкой стеной номера напомнили Бри о единственном друге. У блестящего значка хорошего взрослого поведения, который она так правильно и рационально выбрала, существовала обратная сторона, и теперь эта сторона глухим одиночеством вдруг посмотрела прямо на нее.
Один короткий миг полностью изменил все…
Она остановилась, глубоко и долго вздохнула, приводя в порядок сбившееся от переживаний, страха и торопливой ходьбы дыхание, еще раз оглянулась – зоркими, напряженным глазами просмотрев переулок, и, лишь убедившись, что никто не следит за ней, медленно двинулась вперед, навстречу темной фигуре и одновременно своей судьбе.
Небольшие, хаотично разбросанные в пухлых складках одеяла тонкие, таинственно поблескивающие в лунном свете уголки артефактов не отпускали рассеянного, утомленного долгим днем взгляда Эфа, чьи пальцы с нервозной методичностью сжимали мягкую ткань края собственной пижамы. Он не думал, а скорее гадал, полагаясь на позабытое с годами, но все такое же острое чутье ищейки.
За его спиной что-то происходило. И нет, это не касалось судьбы мира, здесь Эф давно перестал удивляться многочисленным тайнам, но касалось непосредственно его самого, а точнее… кажется… Ала. Там, в глубине бесконечных, нервных, раздраженных, насмешливых взглядов агенты отчаянно прятали что-то от него. И даже внезапная вспышка Влада, который, Эф знал, всегда плохо справлялся с сильными эмоциями, только подтверждала витающую в мыслях нехорошую догадку: он сам или может быть Ал в опасности.
Однако Эф никак не мог точно, четко, конкретно понять: почему, когда, а главное, как? Как защититься от этого?
–
Он обреченно усмехнулся, протянул руку, легко коснувшись одного из разбросанных вокруг магических артефактов. Они – все то оружие, что у него было. Не слишком-то серьезное оружие, если рассуждать здраво. Вообще не оружие, если вспомнить тех, с кем возможно придется бороться.
Но тем не менее Эф совсем не собирался вот так просто сдаваться.
– Все или ничего, – вспомнил он слова Ала. – Да, лучше и не скажешь, брат, все или ничего.
Ал знал, что будет тяжело, однако кажется только сейчас начал понимать – насколько. Он не хотел думать об этом, но мысли словно нарочно сами лезли в голову. Нехорошие мысли о том, как он собирается жить с грузом ответственности за содеянное, который тяжелой ношей скоро взвалится на плечи. Не стоило обманывать себя – он ведь не был даже агентом, не проходил подготовку, не знал, как бороться с виной, с моральными последствиями, как вообще жить дальше, когда на твоей совести не какой-то там проступок, а прерванная жизнь другого человека. Даже если прерванная во благо.
Порой ему казалось, что он уже чувствует все это. И переживания были поистине ужасным испытанием.
Порой ему казалось, что он чувствует все это с самого первого дня жизни. И его пугало, с какой легкостью он согласился.
А порой… порой Алан ясно понимал – он справится. Как справлялся в детстве, когда убегал из дома, когда осознанно нарушал закон, когда влипал в неприятности, зная, сколько боли и страданий его поступки приносят родителям и брату. Это умение, своеобразная глубинная, эгоистичная черствость, какое-то странное безразличие, видимо, так он считал в юности, были второй стороной его магического таланта. А может… второй стороной его самого.
Ал охотно предпочел бы первое второму, однако чем старше он становился, тем меньше был уверен в однозначности ответа. Несколько лет назад раздумья на подобные темы злили его, выбивали из колеи, тащили в клубы и бары, но теперь он смирился, принял, сжился с ними. Смирился с тем, что однажды он возможно станет точно таким же бесчувственным, как эти холодные, далекие звезды, которые так красиво сейчас сверкали перед ним на шелковой глади ночного неба.
***
– Ой, да ладно! – вдоволь приправленный лукавым смехом громкий возглас Орма Нильна, агента из Ардана, огромного, рыжеволосого парня в необычном для альстендорфского отделения черном служебном комбинезоне на толстых, широких лямках и мягком свитшоте (такие же носили все боевые агенты Ардана) грохотом разнесся по полупустой столовой агентов. –