– Вот, это, собственно, и есть станция минского метрополитена Могилёвская, – сказал, повернувшись к нам и чуть улыбнувшись, мужик спереди. – Это главная, так сказать, площадь. Раз главная – значит, торговая. В этих палатках и хибарах вы сможете, думаю, подыскать себе что-нибудь... хотя, это, конечно же, было бы возможным, будь у вас деньги, ха-ха, – половина солдат немного хохотнула. – Теперь по другим вопросам: под этой лестницей, по которой мы только что шли, с одного бока находится общая душевая и туалет, а с другого – столовая, тоже общая. Однако вам это уже не требуется, на “Форпосте” вы свой след уже оставили… На рельсах вы можете наблюдать жилые будки, они небольшие, но их довольно много. Они ещё и в туннели уходят, причём как в сторону Автозаводской, – он повёл рукой в подразумеваемую сторону, – так и в сторону Шабанов. Кстати, в них жилища, больше всего. Но вам же не это нужно… – он дождался нашего любопытного взора, направленного на его персону. – То, ради чего вы сюда шли, находится с той стороны станции, под параллельной нам лестницей, – боец повернулся обратно. – И сейчас я собираюсь отвести вас туда. Вы, парни, – обратился он к подчинённым, – сами знаете, что делать. Груз отвезите в столовую, остальные по домам, и спасибо за отличную службу.
Он пожал оставшимся солдатам руки. Некоторые решили не дожидаться благодарности и разошлись ещё тогда, когда мы только вступили на перрон.
Теперь нас осталось четверо. Вёл нас всё тот же мужик, который, пройдя сначала два шага, неожиданно остановился, встал вполоборота к нам, посмотрел на меня, и сказал:
– А тебе, парень, я советую готовиться, – повернулся и пошёл дальше.
Да, что и следовало доказать, они всё поняли. Гоша с Антоном тоже проняли тему, и не стали приставать со странными, раздражающими вопросами. Мы просто шли дальше, думая о чём-то своём.
Мимо проплывали одинокие люди, иногда встречались небольшие кучки. Все были несчастны и, как будто, чем-то озабоченные. В неярком свете ламп отчётливо виднелись огромные мешки под глазами и борозды морщин. Взгляд был устремлён вниз, в нём ничего не читалось, кроме тусклости и тщетности бытия. Никто, вообще никто, ни шёл вперёд с поднятой головой. Ни у единого не было хотя бы мизерной искорки в глазах… Пусто, совсем.
Одежда представляла собой каким-то неясным способом сшитые вместе порванные простыни, шторы и другие тряпки. Мало когда попадались люди с облачённые в уцелевшие куртки, байки, штаны и так далее.
Всё это немногочисленное число людей шло, будто на расстрел. Все они, своим общим потоком негативной энергии, нагоняли такую тоску и создавали внутри такую затхлость, что поневоле и моя голова потихоньку начала клониться вниз.
Мы проходили недалеко от краёв перрона, на которых находились особо не отличающиеся друг от друга прилавки. Иногда я бросал краткий взгляд на грубо сбитые маленькие домишки. На глаза мне попадались шкуры то ли животных, то ли мутантов. Подпортившиеся овощи, кое-где встречалось даже мясо (только непонятно, чьё), часто проскальзывало оружие. Иногда в неплохом, а иногда в ужасном состоянии. Что меня немного поразило, так это то, что тут тоже всё покупалось за старые, довоенные бумажки, называемые “купюрами”. Вот это правда меня чуть удивило, ведь тут-то я ожидал, что всё будет по-другому, то есть полностью всё (и первые впечатления о столице это лишь подтверждали), однако нет, кое-что было схоже.
И почему же меня это не радовало? Как-то даже наоборот, немного нагоняло грусти на душу… А почему?...
Мы дошли до лестницы, сверху так же, как и на противоположной стороне, виднелся охранный пост. Мне захотелось спросить, сколько вообще людей живёт на станции, но я почему-то воздержался. Сам даже не понял, почему…
Пройдя по краю перрона, мы миновали лестницу и прошли за неё. Нас встретили ещё два охранника, стоявшие у двери, ведущую внутрь помещения, находящегося под ступенями. Один сидел, сложа ноги наподобие буддистов, и на разложенном перед ним куске ткани чистил разодранный АКС. Рядом стоял второй, парень юных лет, и, приняв вольготную позу, смолил самокрутку.
Оба посмотрели на нас недружелюбно.
– Так, мужики, я пока внутрь зайду, вопрос решить надо, а вы этих посторожите, а то наделают ещё чего недоброго, – обращаясь к охранникам, сказал, не оборачиваясь, наш провожатый, и зашёл внутрь.
Странно. Не спросил, есть ли кто там, можно ли ему? А может, уровень его авторитета здесь куда выше, чем я предполагаю…