Мир на костях и пепле (СИ)

— Послушайте оба. Мне жаль, что я заставила вас волноваться, но я вполне в состоянии позаботиться о себе сама, — Хеймитч нервно усмехается, а я бросаю на него испепеляющий взгляд. — Я не хочу больше, чтобы со мной носились, как с младенцем! Каждому из нас пора заняться исключительно своей жизнью, и дать другим разбираться самостоятельно.

— Это тебе белки в лесу нашептали?! — взрывается Хеймитч. — Если не хочешь, чтобы с тобой нянчились, начни уже думать головой, а не жо… — его прерывает Пит, который, кажется, вообще не понимает, что происходит.

— Китнисс, ты можешь объяснить нормально, почему сбежала?

Встречаюсь с ним взглядом, в котором искренняя тревога смешивается с абсолютным непониманием. Потом вспоминаю крепкие объятия, родной запах его волос, руки, сжимающие мои плечи, и приходится несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы вернуться к прежним мыслям. Немного легче становится, когда на смену этим мыслям приходит его недавний категоричный ответ: «Это все в прошлом» толпе незнакомых мужчин. Нельзя об этом забывать.

— Я не сбегала, — пытаюсь говорить так, чтобы это не звучало, как оправдание. — Я отлично провела день в лесу, как делала это тысячу раз до этого.

— И почему нельзя было сообщить о своих планах? — продолжает нападать Хеймитч, но я отвечаю довольно резко.

— Повторить, что я только что сказала?

В комнате повисает тишина, и только воздух настолько пропитан напряжением, что с минуты на минуту начнут летать искры. Хеймитч, даже не моргая, пронзает меня осуждающим взглядом, а через несколько бесконечно долгих мгновений вскидывает руки, резко разворачивается и покидает мой дом, бурча себе что-то под нос. Перевожу взгляд на Пита, а он лишь только сильнее поднимает брови, явно ожидая от меня объяснений. Но я не планирую больше в чем-то объясняться.

— Китнисс, мы тебя чем-то обидели? — тихо спрашивает он, а я отрицательно качаю головой, хотя именно это чувство переполняет меня сейчас.

Да, обижаться глупо, но что я могу с собой поделать? Он просто сделал выбор не в мою пользу впервые за тысячу раз, что выбирал меня, так что это непривычно и больно. И я смогу с этим справиться, если они оба перестанут появляться на пороге этого дома.

Решаю, что просто молча уйти наверх сейчас будет самым лучшим вариантом. Уже на последней ступеньке оглядываюсь, снова встречаясь с непониманием и грустью в голубых глазах, и прошу его передать Сэй, чтобы она полностью освобождена от своих обязанностей относительно меня.

Закрываю дверь в комнату на замок и всеми силами убеждаю себя, что поступила правильно.

Но уже утром следующего дня становится понятно, что поступок был не только глупым и детским, но еще и навредил окружающим. Сэй, которой, конечно же, ничего не успел сказать Пит, будит меня совсем рано, чтобы сообщить, что Хеймитч заболел, поэтому сегодня завтрак отменяется.

Как оказывается позже, ментор носился под проливным дождем, пытаясь найти способы организации моих поисков, которые начались бы уже через несколько часов, если бы я не вернулась домой. И, если мой организм отреагировал небольшим насморком, то Хеймитч слег на целую неделю.

В первые дни я не ходила к нему, потому что было стыдно, но потом совесть взяла верх, и я оказалась у него на пороге с плошкой бульона. К счастью, у него не оказалось достаточно сил, чтобы продолжать меня отчитывать, так что все прошло спокойно. И теперь уже я взяла на себя ответственность за выздоровление соседа, который, если сказать честно, в состоянии больного был еще более невыносим, чем обычно. За всю неделю мы ни разу не обсуждали ту перепалку, пока однажды вечером уже прибодрившийся Хеймитч не стал свидетелем нашей с Питом беседы.

Для себя я четко решила держаться отстраненно, стараться не участвовать в разговорах и избегать любого другого контакта, но Пит, явно не понимающий причин моего поведения, будто специально навязывал свое общение.

Так что в очередной раз пытаясь отослать его подальше, я сообщила, что Хеймитчу давно пора принимать лекарства и спать. Пит сначала попытался что-то возразить, а потом обиженно схватил свои вещи и покинул жилище ментора, громко хлопнув дверью. И уже на тот момент я поняла, что без вопросов в этот раз не отделаюсь.

— И когда уже расскажешь, почему он тебе как кость в горле? — интересуется хриплым голосом мой пациент.

— Не выдумывай, Хеймитч.

— Пусть я немного и немощный, но явно не слепой, солнышко.

Закатываю глаза и игнорирую его вопрос, но ментор явно настраивается выпытывать информацию до последнего. Поэтому я показательно начинаю собираться, а когда слышу усмешку, одариваю его злым взглядом.

— Будешь сам себя выхаживать, если не перестанешь.

— Я вообще-то здесь по твоей вине уже неделю валяюсь!

— Да, Хеймитч, и я вообще-то почти неделю терплю твои закидоны, потому что мне жаль!

— А парня тебе не жаль? — почти кричит он, отчего я только сильнее злюсь.

— Пусть другая его жалеет, — выпаливаю на эмоциях, сразу же жалея о сказанном.

Хеймитч, кажется, на секунду теряет дар речи и даже привстает со своего места. На губах появляется ехидная улыбочка, а в глазах детский задор.