Мир на костях и пепле (СИ)

Дорогие мои, если вдруг вы устали во время чтения от этой бесконечной рефлексии, то мне очень жаль! Глава переписывалась уже какое-то сумасшедшее количество раз, но сократить или урезать этот своеобразный кризис для меня вообще не представляется возможным. Хочется, чтобы развитие персонажей было логичным и органичным, а, когда еще пару глав назад ГГ силой заставляла себя даже вставать с кровати, в парочку абзацев такое не утрамбовывается)

Следующая глава будет почти полностью диалоговой. Я знаю, что их читать (и писать: D) гораздо приятнее)

Как обычно жду от вас любых реакций! Благодарю за комментарии к прошлой главе. Только ваши добрые слова помогли мне осилить продолжение, которое никак не поддавалось)

Давайте наберем 20 “жду продолжения” для скорейшего выхода новой главы.

8

В доме с моего последнего визита многое изменилось: немного иначе стоит мебель, нигде нет и намека на пыль, а на полках появилась всякая мелочевка, вроде книг и вазочек. Но самое главное изменение — Пит наполнил его жизнью и уютом. А еще здесь так спокойно… Как когда-то было рядом с ним самим.

Задний двор больше не выглядит как заросшие джунгли, а внутри пахнет выпечкой и мылом. Оглядываюсь по сторонам и пробегаюсь взглядом вверх по лестнице, будто хранящей неприятные воспоминания, пока хозяин дома отмывает руки и спешно убирает со стола последствия своей готовки. На окне остывает большая партия булочек, прикрытая хлопковым полотенцем, а в духовке стоит еще один противень, подсвеченный оранжевым жаром.

— Печешь на весь дистрикт?

Пит поднимает на меня вопрошающий взгляд, а потом, обернувшись на свою выпечку, слегка улыбается.

— После того торта все вспомнили, что я пекарь. Теперь не отвертеться.

— Ну, зато после восстановления пекарни даже вопроса не встанет, кому предложить ее возглавить. Клиентов будет море.

— То есть ты пришла обсудить мой будущий процветающий бизнес? — спрашивает Пит с доброй усмешкой. Отрицательно машу головой и усаживаюсь на диван, вытирая потные ладошки о штаны и впадая в очередной ступор.

К счастью, Пит начинает первый. Он садится рядом, поджав под себя одну ногу так, что колено почти касается моего бедра, и протяжно выдыхает.

— Тогда, может, расскажешь, чем я тебя так разозлил?

Начинаю отнекиваться и уверять, что вовсе не злюсь, но когда встречаюсь с проницательными голубыми глазами, пересиливаю себя и замолкаю. Я пришла для того, чтобы поговорить честно, как бы сложно это не было.

— Я кое-что услышала про себя тогда на празднике, и это меня расстроило, — Пит ожидающе поднимает брови, впиваясь в меня взглядом так, что приходится опустить голову, чтобы справиться с напряжением. — Твой разговор с парнями со стройки.

— Но, Китнисс… — он выглядит немного растерянно. — Я не помню, чтобы кто-то говорил про тебя что-то плохое. Тем более я.

— Ты сказал не про меня, а про нас с тобой, — изучаю свои руки, будто вижу их впервые, не осмеливаясь поднять глаза. — Что все в нашем прошлом было неправдой, выдумкой.

Осознаю, что раз я еле выдавила из себя эти слова, то спросить про Энни точно духу не хватит, и начинаю немного злиться. Когда это я стала такой бесхребетной? Может быть, когда Сноу отобрал у меня все, что мне было дорого? Или просто дело в том, что раньше я ни с кем в жизни не вела подобные беседы. Каждый раз, когда Гейл или Пит начинали разговоры о чувствах, я тактично, а иногда совсем не нетактично сливалась. Вот так и получилось, что к своим годам я отлично умею свергать президентов, но совершенно не умею оформлять мысли в слова. Особенно, если это мысли о чем-то глубинном, тяжело поддающемся объяснению даже мне самой.

И как бы хотелось, чтобы Пит понял меня без всяких сложных объяснений, как всегда понимал когда-то. Просто прочел настроение, заглянул в глаза и все понял.

Но он не понимает, а только лишь задумчиво спрашивает:

— А разве это не так?

— Конечно, нет! — выпаливаю слишком эмоционально, отчего Пит напрягается и отодвигается от меня немного дальше.

— История «несчастных влюбленных» — это же мыльный пузырь, который вы с Хеймитчем раздули ради нашего спасения, разве нет? — спрашивает он совершенно будничным тоном, отчего я злюсь только сильнее.

— Да, но не все в этой истории было ложью.

— И что же не было?

Разворачиваюсь к нему, ожидая увидеть сарказм, но Пит, кажется, интересуется совершенно искреннее, и от этого становится только хуже и больнее.

Какие слова подобрать, чтобы описать человеку все те сотни моментов, связавших нас навсегда? Как описать взгляды, улыбки, объятия, поцелуи, внутренний трепет и тепло? Это невозможно, если ты не пережил это сам. Даже попытайся я со всей силы, для Пита это будет всего лишь дополнительная информация, которую он примет к сведению. Это не вернет его обратно, не склеит осколки и не замажет трещины.

К тому же мне и близко не подобрать таких слов. Пожимаю плечами и, наверное, слишком сухо отвечаю:

— Чувства, — его взгляд становится пристальнее, а дуги бровей грустно сдвигаются к переносице. — Они не были ложью.