Ложь, на удивление, выходит очень складной, и Пит кивает, продолжая ковырять завтрак.
— Может быть, и вам двоим стоит пить этот отвар? — спрашивает женщина. — Что это за травы, Китнисс? Их сложно раздобыть?
— Отец собирал их в лесу, так что, думаю, нет. Я поищу информацию сегодня днем.
Сэй удовлетворенно кивает, уже собирая со стола грязную посуду, и говорит, что должна бежать к внучке, которая совсем скоро проснется. По дороге она обещает зайти к Хеймитчу, и вставить ему по первое число, если он снова надрался.
— Пусть спит, — заступается Пит. — Вчерашний вечер был не из приятных.
— Это не дает ему никакого права губить свое здоровье, — спорит Сэй, складывая порцию еды Хеймитча на тарелку.
Когда женщина уходит, я заканчиваю убирать стол, а Пит по-обыкновению моет посуду. Почему-то взгляд задерживается на его спутанных волосах, которые уже порядком отросли. Кажется, сосед улавливает мой взгляд, потому что оборачивается и неловко улыбается, а я пытаюсь натянуть улыбку в ответ.
— А что это за книга? — спрашивает он, но я не понимаю вопрос и вздергиваю брови. — Ты сказала, что найдешь рецепт отвара в вашей семейной книге.
— Ты не помнишь? — удивляюсь я, и Пит отрицательно машет головой, печально поджав губы. Так он делает всегда, когда понимает, что забыл о чем-то важном для него в прошлом.
— Что-то крутится в голове, как будто бы я знаю об этой книге, но, что именно, понять не могу.
— Ее начал кто-то из травников по маминой линии много лет назад, а отец внес туда дополнительные растения, которые являются съедобными, чтобы мы никогда не голодали. А потом мы с тобой продолжили книгу и дополнили ее другими растениями, о которых я узнала от Гейла и на Играх.
— Мы с тобой? — удивляется Пит, а теперь уже и я поджимаю губы, услышав в голосе искреннее удивление.
— Да. Ты рисовал, а я записывала все, что знаю.
Он кивает и ненадолго задумывается.
— Когда это было?
— Еще до того, как объявили о Квартальной бойне. Я подвернула ногу и не могла ходить, а ты приносил мне каждый день выпечку и оставался, чтобы сделать зарисовки. Еще мы смотрели телевизор по вечерам, но это раздражало всех, кроме меня.
Пит снова задумчиво кивает, протирая несчастную тарелку в сотый раз, и плотно уходит в себя. Проходит не меньше пары минут, прежде чем он отвечает.
— Звучит как-то слишком нормально для нас.
Усмехаюсь, припоминая, что тогда он тоже сказал нечто подобное однажды.
— Сложно поверить, да? Я покажу тебе книгу, ты должен вспомнить свои рисунки.
Он, наконец-то, оставляет тарелку в покое, вытирает руки и поворачивается ко мне лицом. Его глаза выражают нечто такое, что очень трудно понять, но на душе становится тяжело и больно настолько, что хочется обхватить себя руками.
— Я тебе верю, — спокойной говорит он, и по телу почему-то бегут мурашки. — К тому же я вряд ли вспомню.
Несмотря на это, после ухода Пита я все равно отправляюсь на поиски книги. Как и многие другие вещи, причиняющие неприятные воспоминания, она спрятана в подвале много месяцев назад. Все имущество, которое было у нас в Тринадцатом, прислали мне спустя неделю после возвращения домой на поезде. Мать отказалась забирать хоть что-либо, напоминающее о прошлой жизни, с собой в Четвертый, а у меня просто не хватило бы духу отказаться. Тем не менее, в подвал с того дня я больше не спускалась. И я даже толком не знаю, что именно было доставлено и сложено здесь в больших коробках, потому что этим занимались Хеймитч с Сэй, пока я калачиком лежала в углу своей комнаты и мечтала уснуть и не проснуться.
Это помещение напоминает маленький склад провизии, потому что на всех полках стоят бесконечные баночки и консервы, которые, видимо, запасла для меня Сэй. Делаю для себя мысленную заметку поругать ее за это, потому что совершенно неразумно хранить столько еды в доме для одного человека, когда весь дистрикт многие месяцы жил, плотно затянув пояса.
Провожу рукой по коробкам и с радостью отмечаю, что каждая из них подписана. На самой огромной стоит пометка «Одежда. Тур», и я приоткрываю крышку, заглядывая внутрь. Видимо, еще до моего возвращения или сразу после, пока я еще ничего не понимала, в подвал также были спущены вещи, которые каким-либо образом могут меня напугать или расстроить, потому что эта коробка забита до краев моими нарядами от Цинны. Наугад вытаскиваю бежевый свитер крупной вязки и прижимаю его к щеке, наслаждаясь мягкостью шерсти. Да, смерть стилиста, подарившего мне имя и образ, стала когда-то для меня настоящей трагедией, но сейчас кажется, будто случилось это в какой-то другой жизни или целую тысячу лет назад. Мысли об этом не похожи на острый клинок в сердце, они скорее лишь воспалившиеся царапины, которые я заклеиваю пластырем, закрывая коробку.