В жизни это выглядит так: если ты сейчас не можешь или не хочешь удовлетворять мои потребности, то я могу попросить об этом кого-то другого. Это здоровый вариант, который предполагает соблюдение границ, при том что потребность все же удовлетворяется. Если ты сейчас не хочешь со мной разговаривать – я могу поговорить с мамой или подругой. Если не хочешь гулять – аналогично. Если ты не поддерживаешь меня в занятиях спортом, то я могу обратиться за этой поддержкой в социальные сети, в спортзал, к диетологу или тренеру, избавляя тебя от необходимости поддерживать меня во всем и всегда.
В нездоровых отношениях такое невозможно, потому что жертве кажется, что никто, кроме партнера, не способен эти потребности удовлетворить.
Это следствие обесценивания – раздувания, когда один из источников удовлетворения воспринимается преувеличенно значимо, при том что остальные обесцениваются. Мне теперь как будто необходимо поговорить именно с тобой, а не с кем-то другим, который так же способен был бы меня выслушать.Но сама потребность первичнее, чем объект, который может ее удовлетворить. Это как с голодом: прежде всего важно наличие еды, и лишь затем – какая именно это еда. Конечно, разборчивость важна, она позволяет поднимать качество жизни, но обедать только свежим манго – это не разборчивость, а ограниченность. Важно научиться получать питание из других источников тогда, когда ближайший (или самый значимый) недоступен.
Юля ждет принятия от мамы, которая умерла. Это уже прогресс: раньше она ждала принятия от мужа, требуя от него безоговорочной поддержки и не-отвержения, которого ждут и требуют большинство нарциссических жертв. Но получить принятие умершего человека невозможно. Даже если бы мама была жива, это все равно было бы невозможно, потому что Юле требуется принятие ребенка взрослым тогда, когда она сама уже взрослая. Юля с этой потребностью обращается к магии – всевозможные медитации, тренинги принятия, околомагические практики, нацеленные на внутренний разговор с умершим человеком. Это приносит облегчение, но не решает проблему, поскольку магии не существует, детство прошло, а мамы нет. Выход для Юли не в том, чтобы придумывать принятие там, где его не было, а в том, чтобы научиться принимать его там, где оно существует, и в тех объемах, которые ей могут дать реальные люди. Когда Юля начинает подозревать, что самое большое ее желание никогда не исполнится, она может постепенно начинать об этом горевать и одновременно учиться удовлетворяться тем, что есть. Она начинает замечать принятие терапевта и радоваться ему, пусть в нем и существуют ограничения. Точно так же она видит принятие мужа, то, как он выдерживает ее срывы, то, что он не требует от нее заниматься домом, то, как он поддерживает Юлю в профессиональном развитии. Эти процессы меньше, чем тот, желаемый, но они реальны – и Юля постепенно начинает чувствовать себя лучше.