Мир-о-творец

Царь, кстати, монеты свои из совсем уж чистого серебра не чеканились, поэтому установка 750-ой пробы не привела к каким-то кризисам оценки. И монеты, что чеканились у него в мастерской вполне годились к прямому пересчету на копейки, сабляницы и полушки.

В сутки, если надо, удавалось производить до шести тысяч таких монет. Что в эквиваленте составляло шестьсот рублей. Это было много. Очень много. Казалось. Однако мастерская почти постоянно работала в полной загрузке. Ибо купцы сами привозили к Андрею свои разнородные монеты и лом для переделки.

Не только московские купцы. До начала военной кампании 1560 года, активно обращались и литовские, и иные. Все-таки обрезкой монеты и ее порчей много где промышляли. И нужда в стабильной валюте для оптового оборота имелась острая. С лета 1560 года запрос на переделку лома и неликвида уменьшился. Но все равно — сохранялся.

Кстати, именно купцы вынудили запустить Андрея еще одну мастерскую, для выпуска более крупной торговой монеты — кроны — аналога германского талера. Номинал составлял пять денар либо пятьдесят копеек. И для Руси крона выступала инструмент для облегчения сделок в крупном опте.

Их выпускали заметно меньше.

Но спрос все равно имелся. И хотя бы по пятьсот — шестьсот монет ежедневно мастерская делала.

В перспективе требовалось выпускать также копейки да прочую мелюзгу, но тут уже Андрей не успел довести технологию до ума. Плюс особняком стоял вопрос изготовления розничных монет. Медных. Без которых также очень сильно страдал рынок. Но их он не касался совершенно. Руки просто не дошли. Никак. Ни на деле, ни в мыслях.

Золото у Андрея также имелось. Но выпуск золотых монет он пока не считал нужным производить. Накапливая золотой запас для других задач. Да и кроны за глаза хватало для удобства крупных сделок. Во всяком случае — пока.

Ну да не суть.

Главное — монетное дело Шатского графства мало-мало развивалось и выплескивалось далеко за его пределы. Особенно ценились эти денары да кроны ключевых торговых городах державы. В Новгороде, Холмогорах, Хаджи-Тархане и Азове. Новгород из-за войны, конечно, просел. Но купцы новгородские очень активно вели дела в других локациях. Особенно на севере. И там крупная торговая монета стабильного качества очень помогала решать финансовые вопросы…

Марфа, вернувшись в Прохоров, первым делом со всем радением осмотрела эти мастерские. Брак или недовес мог стать страшным ударом по репутации. Поэтому время от времени она выборочно проверяла монеты. Помимо многочисленного перекрестного контроля внутри. Да и вообще — не давала расслабиться.

Потом ее ждала цитадель.

Ее уже перестроили.

По уже привычному образцу — в виде своеобразного башенного замка в японском стиле. С небольшим внутренним закрытым двором.

— Госпожа, — поклонился комендант.

— Детей разместил?

— Конечно.

— Бухгалтерию мне.

— Слушаюсь, — кивнул он и исчез, бросившись выполнять поручение.

— Сильвио тут?

— Да, моя госпожа, — вынырнул он из-за угла…

[1] Андрей назвал свое поместье, разросшееся уже в небольшой город, в честь местного отца — Прохора. Иоанн Васильевич не возражал, как и прочие.

[2] Само собой, одну такую зрительную трубу Марфа подарила лично Иоанну при своем визите. Ну и завезла первую их партию на продажу. Чем англичане и воспользовались.

[3] Копейка также называлась новгородкой, а сабляница — московкой. До реформы они все назывались деньгой с указанием региона. Несмотря на реформу Елены Глинской в обороте к 1560 году оставались и иные виду денег — тверская, рязанка и так далее.

[4] Копейка имела массу 0,68 грамма, сабляница — 0,34 грамма, полушка — 0,18 грамм.

[5] Тут надо отметить справедливости ради что в обороте были маленькие медные монетки — пуло, которые шли по номиналу 30–35 к одной полушке. Но их было мало, совершенно не хватая для бытовых нужд. Из-за чего в большинстве случаев розничная торговля носила характер мелкооптовой.

[6] Названий — производное от латинского denarius — «состоящий из десяти». Андрей применил усеченную версию «денар», вместо «денарий».

Глава 2

1560 год, 3 июля, окрестности Прохорова

Марфа сидела на лавке, что располагалась ближе всего к носовой оконечности тульского ушкуя. И всматривалась вдаль. Само собой, ее речной кораблик шел не первым. Опережая его на десяток корпусов впереди шел передовой дозор. Да сзади третье плавсредство не отставало. Посему она чувствовала себя в целом довольно спокойно. Ее люди знали свое дело. Крепко знали. И были готовы в любой момент правильно отреагировать.

Несмотря на уверенность в своих людях, молодая Императрица перестраховывалась. Посему, проинформировав же союзных татар, получила дополнительное прикрытие от всякого рода неожиданностей. Те к самой реке не приближались, а шли на удалении суточного перехода от нее, наблюдая за обстановкой. Заодно патрулируя эти земли.

Река Шат брала свое начало из Иван-озера. А от последнего до верховья Дона было буквально несколько километров суши. Вот в те края Марфа и заглядывала с инспекцией.

Дело важное.