Мир охоты и крови (СИ)

Фройтер дождался, пока Николас, обиженный на них из-за того, что они молчали, не окажется за пределами его квартиры и не использует магию, чтобы перенести себя и Соню как можно дальше. Фройтер закрыл дверь, щёлкнул замком и обернулся к Лукреции. Она выглядела так, будто за прошедшие два часа Николас ни разу не заставил её нахмуриться, но это сделал Фройтер.

— Что такое? — обеспокоенно спросила Лукреция, заметив его пустой взгляд.

— У людей ведь нет крыльев? — неуверенно пробормотал Фройтер.

— Что?

Лукреция смотрела на него в ожидании ответа, который Фройтер не мог дать.

Глава 13. Средь отверженных духов

Лукреция чувствовала себя отчасти виноватой, беззастенчиво целуясь с Энцеладом прямо посреди коридора, но за две недели, прошедшие с гибели Ирен, её рассудок омрачился настолько, что ей уже на всё было плевать. Фройтер старательно вытаскивал её из горя, но Лукреция так устала чувствовать, как болит её сердце, что решила окончательно разбить его. Может, так будет намного легче.

К тому же, это было её немного странным, но довольно действенным способом забыть, что случилось что-то плохое. Лукреция много лет пользовалась им, и он ещё ни разу не подвёл. Неважно, кто оказывался с ней в одной постели, главное — на время забыть, что существует остальной мир, который катится в хаос всё быстрее и быстрее. Дело, с которым Лукреция помогала Фройтеру, лишний раз напоминало о жизни, превратившейся в кошмар. Ненадолго отвлечься — это даже полезно, как считала Лукреция.

— Через полчаса я должен быть в тренировочном зале, — пробормотал Энцелад, одной рукой толкая дверь позади себя.

Лукреция всегда поражалась устройству этого особняка — он будто обладал разумом и знал, когда и куда нужно направить кого бы то ни было.

— Я сказала Фройтеру, что вернусь буквально через двадцать минут, — ответила Лукреция, запуская пальцы под одежду Энцелада. — Но двадцать минут закончились почти час назад.

Что-то подсказывало ей, что Гилберт, в отличие от своего особняка, не обрадовался бы, увидев их сейчас. Вряд ли это вообще кому-либо понравится. Энцелад, как слышала Лукреция, никогда не искал серьёзных отношений, любые попытки Дионы свести его хоть с кем-нибудь проваливались, даже не начавшись. Две недели назад Лукреция хотела убить его за то, что он не отпускал её и не позволял приблизиться к горящему магазину, но теперь она считала его идеальным вариантом и целовала так, что ей не хватало воздуха.

Какая разница, кто с ней, если ей помогают забыть о мире, катящимся в хаос всё быстрее и быстрее.

На самом деле Энцелад её не привлекал. У него было потрясающее тело, — чертовски потрясающее тело, и Лукреция была готова повестить только на него, — и он мог быть даже смешным, если бы только в то же время не был чрезвычайно серьёзным и ответственным. Лукреция не понимала, как эти противоположные качества уживаются в нём, но и не хотела понимать. Он согласился переспать с ней, и это было единственным, что могло волновать её в ближайшее время.

К тому же, не так-то просто найти парня, который будет соответствовать её требованиям и при этом вообще будет живым. Рыцари постоянно были при деле, и передышки у них случались крайне редко — это Лукреция хорошо знала, ведь в последнее время стала чаще интересоваться делами коалиции. Её первостепенной задачей было узнать, кто виновен в смерти Ирен и как скоро она сможет оторвать руки этому засранцу и запихнуть их ему в глотку. Но для этого, разумеется, ей следовало снять напряжение.

Она была уверена, что, не попадись ей Энцелад, она бы предложила секс даже Гилберту или кому-нибудь из искателей, в последнее время всё чаще шатавшихся по этому особняку. Предложение убило бы Гилберта на месте, а с искателями могли возникнуть проблемы — все они были настороже из-за Твайлы, живущей с ними под одной крышей, и вряд ли планировали в ближайшее время ослаблять внимание.

Энцелад — другое дело. Он умел правильно использовать те небольшие отрезки времени, выделенные рыцарям на отдых, отлично целоваться и быть настойчивым ровно настолько, что это не надоедало Лукреции и у неё не появлялось желание сжечь его кожу. Хотя она и так была очень горячей.

Лукреция очень любила получать подтверждения того, что она желанна и прекрасна, и была без ума от долгих прелюдий, но сегодня поддалась совершенно другому виду страсти. Энцелад опустил её на кровать и едва не прижал собой, целуя и кусая её шею. Лукреция одной рукой вела по его прессу, — этот засранец что, родился с ним? — другой крепко держала за немного влажные русые волосы. Лукреция даже не хотела гадать, из-за чего они влажные, хотела только Энцелада, изучить каждую частичку его тела и почувствовать его внутри себя. Только так напряжение и боль ко всему, копившиеся в ней всё это время, могли исчезнуть.