Маракс прошёл через раскрытые двери и, издав какой-то звук, чересчур похожий на кошачье мурлыканье, наконец расправил крылья и тряхнул ими, сбрасывая напряжение. Иснан молча прошёл вслед за ним, остановился, увидев начерченные на полу сигилы, и бросил быстрый взгляд на Маракса. Тот улыбнулся, показав клыки, и кивнул в сторону госпожи Ситри, сидящей на полу со скрещенными ногами.
— Иснан, милый, — проворковала она, лёгким взмахом руки подзывая к себе. — Иди сюда, помоги мне.
Он без лишних вопросов подошёл ближе и, получив ещё один знак, опустился на колени рядом с госпожой Ситри. Она улыбнулась ему, указала на чёрные сигилы, складывающиеся в незнакомые ему значения, и мягко произнесла:
— Я была разочарована, когда Маракс сказал, что ты не сумел справиться с Ренольдом. Но ты слишком ценен, чтобы убивать тебя за эту оплошность, мой милый, поэтому я даю тебе шанс исправиться. Ты согласен со мной?
— Благодарю, госпожа, — тихо ответил Иснан, больше слыша стук собственного сердца, чем голос.
— Прекрасно, — с широкой улыбкой продолжила она. — Тогда будь умницей и используй столько магии, сколько можешь.
Иснан выждал всего мгновения, думая, что госпожа озвучит ещё указания, но она молча положила ладонь на границу сигилов и выжидающе уставилась на него. Иснан вновь сглотнул, внутренне подобрался и, на мгновение прикрыв глаза, отпустил магию.
Это было легче, чем три дня назад, когда хаос и Слово залечивали его израненное тело, и даже приятно. Иснан будто касался каждой частицы хаоса, существующей в этом мире, каждой нити магии, когда-либо протянутой в воздухе, и ощущал их силу. Не было ни боли, ни опустошения, которого он так боялся в первое время, только уверенность, наполняющая каждую клеточку его тела.
Магия ещё витала в воздухе, когда госпожа Ситри, приложив вторую руку к границе сигилов, затянула песнь на древнем языке, который никто из них не знал. Иснана едва не прошиб озноб, когда он понял, что это это означает, но не дал магии ослабнуть или вовсе исчезнуть.
Песнь продлилась считанные мгновения. Иснан ощутил, как пространство перед ними разрывается, и поднял глаза — из пустоты в центр круга вывалился кто-то, покрытый чужой кровью, с многочисленными ранами и ожогами. Иснан вздрогнул, когда госпожа Ситри ласково коснулась его ладони, и наконец усмирил магию. Поднялся на ноги, отходя на шаг назад, поймал сосредоточенный, изучающий взгляд Маракса — и впервые заметил, что тот всё-таки озадачен случившимся.
Госпожа Ситри невозмутимо выпрямилась, поправила своё тёмное платье и протянула руку демону перед собой, жадно глотавшего воздух и бьющегося в конвульсиях. Ему потребовалось время, чтобы хотя бы немного успокоиться, и когда он наконец заметил её, величественную и улыбающуюся, низко склонил голову, будто выражая почтение.
— Вставай, — скомандовала госпожа Ситри стальным голосом, при этом держа на лице доброжелательную улыбку.
Демон, пошатываясь, поднялся. Иснан сдержал порыв скривиться, когда увидел, насколько обезображено его лицо.
— Я думала, что ты справишься с ними, — с лёгкой укоризной продолжила госпожа Ситри, — но, видимо, девчонка оказалась тебе не по зубам.
— Мне жаль, что я подвёл вас, — едва слышно прохрипел демон.
— Теперь будешь действовать под моим присмотром. — Госпожа Ситри, выждав ещё мгновение, сделала шаг в сторону и, посмотрев на Иснана, с улыбкой представила: — Познакомься с Карстарсом, мой милый.
***
Согласно кэргорским традициям, оружие всегда хоронили вместе с воинами. И даже если лук Дионы был слишком силён из-за чар, созданных феями, никто даже не посмел высказать глупую мысль о том, что его следует оставить ради борьбы с демонами.
Гилберту было страшно и больно до тошноты даже спустя три дня, но он сделал ровно то, о чём сказал Энцелад. Никаких вопросов или уточнений не было, Гилберт даже ни на секунду не задумался о том, что Энцелад предаёт многовековые кэргорские традиции, которым всегда старался следовать.
Он сказал, что давным-давно Диона взяла с него обещание, что, если она умрёт, её тело сожгут. Никакого гроба, только огонь. Это было единственным, что Энцелад сказал Гилберту за все три дня.
Он ни с кем не разговаривал, ни на кого не реагировал. Не ел и даже не спал, из-за чего сейчас выглядел как мертвец. Он, вообще-то, им и был — стоял напротив погребального костра, где лежало тело Дионы, и смотрел на оружие в своих руках так долго, что солнце практически успело скрыться за горизонтом.