Мир охоты и крови (СИ)

Энцелад был уверен, что ему придётся бороться с тенями до самого конца, но они вдруг исчезли так же быстро и незаметно, как и появились. На волнах, едва доходящих ему до бёдер, плавал чёрный пепел. На мгновение Энцеладу показалось, что откуда-то звучит утробное рычание, но, возможно, то было лишь игрой его воспалённого воображения. Твари укусили его несколько раз: кто знает, не ядовиты ли эти укусы…

Энцелад вскинул голову и втянул воздух сквозь зубы, уставившись вперёд. Поверхность воды была гладкой. Ни пепла, остававшегося от тварей, ни крови, ни ещё чего-нибудь. Даже Клаудии не было видно.

— Твою мать, — прошипел Энцелад, бросившись вперёд.

Неужели она такая беспомощная, что не может справиться с водой? С обычной, чёрт возьми, водой. В двадцати метрах от берега не настолько глубоко, чтобы можно было утопиться, да и твари её, кажется, не успели столкнуть…

Но Клаудия ушла намного дальше. Энцелад видел, что она ушла намного дальше, а после рухнула в воду.

Чёрт бы её побрал.

Он добрался до места, где видел её в последний раз и, глубоко вдохнув, нырнул. В глаза сразу же ударил поднятый песок, вокруг расплылись пятна его крови. Нотунг тянул вниз, и Энцеладу пришлось оставить его воткнутым в ил.

Дальше, дальше, дальше. Где, чёрт возьми, эта девчонка?.. Она что, решила устроить заплыв и не посчитала нужным предупредить его? Весь этот спектакль был устроен только для того, чтобы избавиться от его внимания? Если ведьма, как её поначалу называл Енох, ещё жива, Энцелад лично утопит её.

Он нырнул ещё глубже, распугивая мелких рыбёшек и драу, любивших в это время года безвылазно сидеть в воде, и наконец заметил Клаудию, медленно идущую ко дну. Вокруг её головы появлялись то пузырьки воздуха, который она теряла, то пятна крови. Абсолютно чёрная одежда, не оставлявшая ни миллиметра открытой кожи, не позволяла понять, где была рана. Впрочем, это уже не его проблемы.

Энцелад схватил Клаудию за руку и потащил наверх. Вынурнув, он попытался удержать её голову над водой, но после, поняв, что только теряет время, погрёб к берегу, где уже маячило несколько людей. Зен крепко держал Стеллу, порывавшуюся кинуться в воду, Эйкен беспокойно прыгал на месте, и Доган никак не мог заставить его успокоиться. В конце концов Эйкен рванул вперёд, вскинув руку, с которой сорвалось несколько теней. Часть из них растворилась под водой, другая оказалась возле них и, казалось бы, пыталась протащить к берегу. С каждым мгновением Клаудия, что было против всех законов, бормотала всё громче и неразборчивее. Что ж, по крайней мере, ему не придётся откачивать её.

На берег Клаудия уже выходила на своих ногах, но крепко держалась за Энцелада. Тени Эйкена крутились вокруг неё, пытались поддержать, пока другие старательно вытаскивали Нотунг. Стелла всё-таки вырвалась из хватки Зена и уже подбежала, когда Клаудия вновь закричала. Она начала размахивать руками, отталкивать Энцелада, пытавшего её успокоить, и при этом ни на мгновение не переставала истошно орать, будто её до сих пор терзали те твари.

Будто опомнившись, Энцелад перехватил одну её руку, надеясь начать с неё, но Клаудия тут же наотмашь ударила его по лицу и отскочила. Она вцепилась в волосы, всё ещё крича, требуя, чтобы её оставили в покое, чтобы все замолчали, и осела на песок. Энцеладу потребовались мгновения, чтобы понять две вещи: во-первых, эта слабая девчонка и впрямь ударила его; во-вторых, если сию же секунду не остановить кровь, хлеставшую из раны на её шее, есть шанс, что даже Марселин не справится.

Энцелад увернулся от ещё одного удара и прижал ладонь к шее Клаудии, стараясь не давить чересчур сильно. Клаудия продолжала отбиваться и кричать, но с каждым мгновением прикладывала всё меньше усилий. На её мокром от слёз лице отражался страх, которого Энцелад никогда прежде не видел. Клаудия всегда была серьёзной и холодной, никогда не проявляла лишних эмоций даже в присутствии своих. Теперь же она тряслась, рыдала и сбивчиво требовала оставить её в покое.

Что она видела?..

***

— Ещё раз, — потребовала Марселин.

Энцелад, старательно осматривавший повязку на своей руке, выругался.

— Я тебе что, попугай?

— Ещё раз! — повысила голос Марселин.

Повторив ругательство, Энцелад всё-таки начал заново рассказывать о том, что произошло. Марселин слушала со всем вниманием, которое могло позволить её паникующее сознание, и параллельно с этим последними крупицами магии устраняла след от ранения на шее Клаудии. Девушка сидела с абсолютно безучастным видом, неторопливо делала всё, что ей говорила Марселин, и будто бы совсем не беспокоилась из-за случившегося. Если верить Энцеладу, она потом разрыдалась, заистерила, но на это заявление Клаудия никак не отреагировала, будто его и не было. Энцелад и сам говорил об этом как о чём-то незначительном, но Фортинбрас, Пайпер, Стелла и Эйкен восприняли произошедшее совершенно иначе.