Мир падающих звезд

«Сейчас мы живем всего тридцать пять лет, но посмотрите, как рационально мы используем время. Мы можем сконцентрироваться на великом, на обустройстве смартполиса и нового мира. А все, кто мыслит иначе, несут хаос, и мы с вами должны его предотвратить. Мы – отдел противодействия экстремизму – оплот стабильности и гарант успеха смартполиса, мы каждый день делаем наш город лучше, вычищая мусор. Будьте тверды в своих убеждениях, потому что правда на нашей стороне».

Лекция перед рабочим днем всегда заканчивалась одной и той же фразой, призывающей быть твердыми, решительными. «Правда на нашей стороне» – иногда Саифу казалось, что эти слова он слышит у себя в голове, когда выходит на задание. И он становился решительным. С первого дня патрулей он не давал слабину, потому что с ренегатами нельзя иначе. Порой, когда приходилось применять силу, быть жестким при задержании, Саифа одолевало смятение и странное чувство, описать которое он не мог. В такие мгновения к нему подходил полковник Шедар и хлопал по плечу, будто чувствовал, будто читал мысли.

– У нас нет выбора. Это ренегаты, и они разрушают наш мир, отрицают наноорганизмы, спасающие жизни. Или ты хочешь, чтобы люди снова дохли как мухи?

– Нет, офицер, – отвечал Саиф, и твердость духа возвращалась. После двух-трех миссий чувства притупились, и началась череда серых будничных дней: патрулирование, ночные рейды, задержания. Инструкция велела соблюдать полную секретность, поэтому отдел ПЭ действовал тихо и бесшумно, в основном по ночам, не оставляя следов и свидетелей, во всех смыслах этого слова. Но чаще всего никто не обращал внимания на них: жители смартполиса были слишком увлечены своей жизнью, торопились, даже в движении пытаясь успеть что-то прочесть, послушать новости, связаться с родственниками. Каждый человек на улице, в лифте, на эскалаторе пребывал в коконе собственного информационного шума, дальше которого он ничего не видел.

Отряд Шедара доставлял нарушителей в лечебницу на окраине города. Называть их преступниками было не принято. Многие отклонения в поведении списывали на сбой в работе наноорганизмов, и с эти недугом отлично справлялась безопасная и безболезненная терапия. Неприметное одноэтажное здание, белое снаружи и изнутри, в фойе приятные молодые медсестры в таких же белых халатах. Они бережно, с улыбкой уводили пациентов, которых Саиф доставлял сюда силой. Порой, когда большие металлические двери распахивались, из дальних комнат доносились приглушенные крики или стоны. Но медсестры на немой вопрос Саифа неловко улыбались и повторяли одно и то же: «Все пациенты по-разному переносят лечение». Дальше металлических дверей Саиф никогда не заходил и никогда не интересовался судьбой нарушителей. Лишь однажды ему запомнилась девушка с тонкой лебединой шеей и большими кошачьими глазами. На следующий день после задержания он справился о ее здоровье, но медсестры заверили, что с ней все в порядке. Через неделю они случайно встретились у заднего выхода. Девушку аккуратно вели к мобилю. Она шла, безвольно опустив голову, руки безжизненно болтались вдоль тела. На секунду Саифу стало не все равно, будто в груди что-то заныло, и он почувствовал жалость к бедняжке. Но в ту же секунду пресек эмоции – она ренегат, нарушительница, несущая хаос, а терапия поможет ей жить как все. Саиф успокоил себя, и новые задания ливнем смыли эти мысли, а через два дня воспоминания о девушке с кошачьими глазами стали такими далекими, будто все случилось очень давно и не с ним вовсе.

* * *

Сегодня Саифа вызвал к себе Шедар. В кабинете – угольно-сером от пола до потолка, с гладкими, будто глянец, стенами – было холодно. Саифу показалось, что он попал внутрь металлического куба. Посередине стоял стальной стол. Отрезвляющая атмосфера – пустота и холод.

– Я вижу, ты парень одаренный, – глаза-льдинки сверлили молодого курсанта, – прямо как я в молодости.

– Спасибо, полковник.

– Будешь так же стараться, и это кресло станет твоим годам к тридцати, а может и того раньше. – Руки Шедара, сложенные в замок, неподвижно покоились на столе, застывшая маска на лице скрывала эмоции, или он вовсе перестал их испытывать.

Саиф не среагировал на похвалу: во‐первых, потому что в его планах это кресло отошло ему уже к двадцати пяти годам, а во‐вторых, его интересовала причина этой встречи. Уже минуту и двадцать секунд офицер тянул время, а значит, дело серьезное. Внутренние часы Саифа отмеряли секунды: «Двадцать один, двадцать два, двадцать три…».