Читаем Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э. полностью

В конце V века, однако, консервативный мир Иранского нагорья был разрушен, и Месопотамия вышла на первый план. После семи лет голода шах Фируз (459–484) погиб вместе со всем своим войском в безрассудной кампании против эфталитов. «Голодные дни Фируза» и полное поражение Персии от кочевников Центральной Азии остались в памяти как тяжелейшая трагедия персидской истории до арабского вторжения. Это был конец персидского ancient régime. Подорванные поражением, находясь под угрозой всплеска апокалиптического радикализма – движения Маздака, религиозного лидера, учение которого воодушевило jacqueries171 времен голода, – остатки консервативной знати сплотились в поисках защиты вокруг молодого шаха, Хосрова I. Они дали ему титул «Ануширван» (Бессмертный душою), когда он еще в качестве наследника устроил в 528 году резню последователей Маздака. Хосров защитил знать, но на своих условиях. Он связал зороастрийское духовенство и знатные семьи со своим двором. Новый класс профессионалов постепенно принял на себя административное управление империей. Многие из них были христианами: они были выходцами из Месопотамии, а не из Ирана.

Хосрова запомнили на Ближнем Востоке как справедливого царя par excellence. У него были собственные взгляды на цель справедливости: «Монархия зависит от войска, войско – от денег; деньги приходят от земельного налога; земельный налог – от возделывания земли. Возделывание земли зависит от справедливости, справедливость – от честности чиновников и от честности и надежности всеведения царя»172. Если его современника, Юстиниана, тоже запомнили как «справедливого», имея в виду кодификацию законов, то Хосров, напротив, воплощал грозный ближневосточный идеал царя, у которого «длинные руки». «Напишите им, – говорил он несторианскому патриарху, услышав о восстании в Хузистане, – что, если всякий мятежник не будет столь любезен, чтобы успокоиться, я пойду на них с мечом, луком и стрелой и я убью всякого, кто пребывает в непокорстве мне, будь он добрый зороастриец, иудей или христианин»173.

Сорок восемь лет жестокого правления Хосрова I и тридцать семь хрупкого великолепия при его внуке, переменчивом Хосрове II Парвизе («Победоносном», 591–628), обозначили подлинное рождение Средних веков на Ближнем Востоке. Еще до нашествия арабов, по крайней мере одним поколением раньше, персидское общество было отделено от своего прошлого и получило ту форму, которая сохранялась на протяжении Средних веков. Точно так же как в памяти Запада император Октавиан Август являлся зыбкой тенью рядом с осязаемыми фигурами Константина и Юстиниана, на Ближнем Востоке шахи, бывшие до Хосрова, оказывались сказочными фигурами. История средневекового Ближнего Востока начинается с Хосрова – «Кесры» для арабов и «Хусрава» в современном персидском.

Кастовая, аристократическая структура мира V века была ослаблена. Придворный джентльмен – дикхан – стал опорой персидского общества. Дикхан символизировал новый образ жизни. Он был значительным землевладельцем, воином и придворным. Новая административная элита, как и ее византийский аналог, создала новую культуру, представлявшую собой смесь утонченности и профессионализма. Дикханы были эклектиками: Хосров I покровительствовал переводам и греческой философии, и куртуазных сказок Северной Индии. Если их предшественники IV и V веков на огромных наскальных рельефах запечатлены в эпических битвах с врагами или дикими зверями, эти придворные играют в игры: шахматы и поло, а тонкое искусство соколиной охоты вытеснило охоту на крупную дичь предшествующих веков. Великие архетипические фигуры царей исчезли. Персам конца VI века больше пришлись по вкусу изысканные вышитые шелка. Прежде всего, при дворе Хосрова Ануширвана мы оставляем век богов и переходим в век людей. Зороастризм стал всего лишь консервативным настроением. Шахов больше не представляют принимающими власть лицом к лицу с богом – Ахура-Маздой: Хосров изображается только со своими придворными. Мистикой VI века является farr-i-padshahan – нимб царя царей. И еще долго после того, как Персия перестала быть зороастрийской, дикханы сохраняли это почтительное отношение к своему монарху.


Илл. 44. Идеал куртуазности. Двор Хосрова II Парвиза (591–628) достиг невиданных высот в проработке церемониала и joie de vivre (радостей жизни), которые оставались образцом светской жизни для придворных и аристократов на протяжении всего Средневековья. Фрагмент сасанидского позолоченного сосуда из серебра, VI–VII века. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.


Перейти на страницу:

Все книги серии Studia religiosa

Свято место пусто не бывает: история советского атеизма
Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Когда после революции большевики приступили к строительству нового мира, они ожидали, что религия вскоре отомрет. Советская власть использовала различные инструменты – от образования до пропаганды и террора, – чтобы воплотить в жизнь свое видение мира без религии. Несмотря на давление на верующих и монополию на идеологию, коммунистическая партия так и не смогла преодолеть религию и создать атеистическое общество. «Свято место пусто не бывает» – первое исследование, охватывающее историю советского атеизма, начиная с революции 1917 года и заканчивая распадом Советского Союза в 1991 году. Опираясь на обширный архивный материал, историк Виктория Смолкин (Уэслианский университет, США) утверждает, что для понимания советского эксперимента необходимо понять советский атеизм. Автор показывает, как атеизм переосмысливался в качестве альтернативной космологии со своим набором убеждений, практик и духовных обязательств, прослеживая связь этого явления с религиозной жизнью в СССР, коммунистической идеологией и советской политикой.All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Виктория Смолкин

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР
Новому человеку — новая смерть? Похоронная культура раннего СССР

История СССР часто измеряется десятками и сотнями миллионов трагических и насильственных смертей — от голода, репрессий, войн, а также катастрофических издержек социальной и экономической политики советской власти. Но огромное число жертв советского эксперимента окружала еще более необъятная смерть: речь о миллионах и миллионах людей, умерших от старости, болезней и несчастных случаев. Книга историка и антрополога Анны Соколовой представляет собой анализ государственной политики в отношении смерти и погребения, а также причудливых метаморфоз похоронной культуры в крупных городах СССР. Эта тема долгое время оставалась в тени исследований о политических репрессиях и войнах, а также работ по традиционной деревенской похоронной культуре. Если эти аспекты советской мортальности исследованы неплохо, то вопрос о том, что представляли собой в материальном и символическом измерениях смерть и похороны рядового советского горожанина, изучен мало. Между тем он очень важен для понимания того, кем был (или должен был стать) «новый советский человек», провозглашенный революцией. Анализ трансформаций в сфере похоронной культуры проливает свет и на другой вопрос: был ли опыт радикального реформирования общества в СССР абсолютно уникальным или же, несмотря на весь свой радикализм, он был частью масштабного модернизационного перехода к индустриальным обществам? Анна Соколова — кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, преподаватель программы «История советской цивилизации» МВШСЭН.

Анна Соколова

Документальная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции
Месмеризм и конец эпохи Просвещения во Франции

В начале 1778 года в Париж прибыл венский врач Франц Антон Месмер. Обосновавшись в городе, он начал проповедовать, казалось бы, довольно странную теорию исцеления, которая почти мгновенно овладела сознанием публики. Хотя слава Месмера оказалась скоротечна, его учение сыграло важную роль в смене общественных настроений, когда «век разума» уступил место эпохе романтизма. В своей захватывающей работе гарвардский профессор Роберт Дарнтон прослеживает связи месмеризма с радикальной политической мыслью, эзотерическими течениями и представлениями о науке во Франции XVIII века. Впервые опубликованная в 1968 году, эта книга стала первым и до сих пор актуальным исследованием Дарнтона, поставившим вопрос о каналах и механизмах циркуляции идей в Европе Нового времени. Роберт Дарнтон – один из крупнейших специалистов по французской истории, почетный профессор в Гарварде и Принстоне, бывший директор Библиотеки Гарвардского университета.MESMERISM AND THE END OF THE ENLIGHTENMENT IN FRANCE Robert Darnton Copyright © 1968 by the President and Fellows of Harvard College Published by arrangement with Harvard University Press

Роберт Дарнтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука