Здесь же Хедберг заметил множество кострищ. Туристы. Холодная высь Килиманджаро им уже не преграда. Приходят, ночуют, жгут костры. Единственное топливо — крестовник, ради которого поднимались в поднебесье. Топливо отличное. Очень сухое в любую погоду. Обдирают как липку стволы, лишая их единственной защиты от холода. Недаром на Килиманджаро растение стало уже редким. А ведь, кроме этой горы, килиманджарского крестовника больше нет нигде. Он эндемик. Растет только здесь.
Свой эндемик и у горы Кении — крестовник кенийский. И у Рувензори есть свой эндемик, и у горы Элгон, и у соседних вулканов.
Чтобы добраться до каждого из них, нужно основательно потрудиться. Преодолеть сначала горный дождевой лес, затем заросли бамбуков, пройти через чащи древовидных вересков. И уже совсем близко от вечных снегов, там, где кончается всякий лес, внезапно появляются знакомые силуэты. Они могут рассеяться по горам или собраться вместе в не очень густой лесок. В кратере горы Элгон такой лес простирается на несколько километров.
Как так случилось, что на каждой большой горе оказался островок крестовниковых лесов, а между ними никакой связи? Ответить трудно. Английский географ Л. Браун думает, что 10 тысяч лет назад, когда кончался последний ледниковый период, ледник на горе Рувензори спускался до высоты в две с половиной тысячи метров. Крестовники тогда опускались ниже, чем сейчас, и образовывали единый пояс. Он связывал все горы воедино. Потом ледник подтаял. Уполз вверх. Поднялись и наши знакомые. За ними и другие растительные пояса.
Связь между крестовниками оборвалась. Каждый, подпертый снизу поясами лесов, стал развиваться по-своему. Каждый на своей горе.
За ледником все они следят чутко. Только на 14 метров не доходят до ледяной кромки. Могут подниматься до высоты в 5 тысяч метров. Если же спускаются ниже, то не из-за неприятного соседа-холодильника, а по причине нехватки влаги. Недаром лучше разрастаются по берегам горных потоков.
Если же перебраться в другую часть света, в Южную Америку, и подняться в такие же заоблачные высоты где-нибудь в Боливии, то встретится нечто подобное крестовникам: серые монахи — эспелеции. Те же закутанные в старую ветошь фигуры. То в рост человека, то повыше, метров до пяти или десяти. Та же розетка листьев на верхушке. У некоторых листья так опушены, что кажутся белыми. И так же редко стоят среди травянистого горного луга. Иногда ствола не бывает. Тогда розетка лежит прямо на земле. У одного вида ствол ветвится.
Эспелеции — дети парамоса. Это местность без времен года. Ледяные ветры с дождем и снежной крупой то и дело сменяются солнечной жарой. Раньше серые монахи вырастали высокими. Теперь, когда человек похозяйничал на парамосах, высоких уже почти не найти. Все больше мелочь. Не успевают вырасти.
В венесуэльских Андах столетние монахи едва превышают метр в высоту. Розетка листьев на макушке выуживает из воздуха влагу туманов, собирает росу. Отправляет мелкими струйками вниз по стволу. Так серые монахи сами себя поливают. Плотный цилиндр из увядших листьев окутывает каждый ствол. Это отличная изоляция от холода, от жары, да мало ли еще от чего.
Ученые-биологи из университета штата Пенсильвания попробовали убрать чехол (может, он не нужен?). Обкорнали 50 деревьев. Сбрили старую ветошь начисто. До самого ствола. И что же? Больше половины монахов засохло. Операцию производили в марте (в Андах самый сухой сезон!). Оголенные стволы транжирили влагу выше своих возможностей и погибли. Небритые деревца продолжали жить.
Если проникнуть к вершинам новозеландских гор, то и там тоже можно найти деревца из семейства астровых. Они из рода олеария, «древесные маргаритки». Вечнозеленые. Крепкие. Приземистые, как кустарники. В тех местах постоянно льют дожди, свищут штормовые ветры. Олеариям ветер не особенно страшен. Они сгрудились тесными рощами, сквозь которые не проникнуть ни ветру, ни человеку.
Новозеландский ботаник Л. Кокейн все же попытался преодолеть олеариевые бастионы, но в изнеможении остановился, переводя дух и вытирая пот со лба: попал в ловушку. Позади сомкнулась вечнозеленая стена. Неожиданно ученого осенило. А что, если идти поверху, по кронам? Взобрался на крепкое деревце олеарии, переступил на соседнее и зашагал легко и свободно. С тех пор всем советовал поступать так же.
Есть уникумы среди астровых и в Гималаях. Горькуша хлопчатниковая. Вся закутана в белый мех из тонких волосков и похожа на цилиндр из хлопка, поставленный на попа. Несколько лет горькуша наращивает розетку волосистых листьев. Наконец первый и последний раз в жизни на вершине раскрываются пурпурные цветки. Они сидят пучками и похожи на кисточки для бритья. Каждый утопает в белоснежном одеянии. И лишь небольшое отверстие оставлено для входа насекомых.