Чейз ушел, чтобы узнать результаты вскрытия, оставив меня проводить остаток дня, допрашивая коллег Малоуна под пристальным наблюдением масок, похожих на коллегию судей. Мондо пачками пригонял мне на расправу танцоров, рабочих сцены и официантов. Время от времени заглядывали темноглазые индейцы из обслуги, молча наполняли чашки кофе, а один раз оставили тарелку невкусных, но сытных сандвичей.
В ходе допросов у меня начал складываться образ Малоуна. Все сходились на том, что он был несомненным талантом, всеобщим любимцем, и о нем будут горько сожалеть. Никто не мог придумать никаких причин, по которым кому-то захотелось бы его убить. Никто не мог даже вспомнить оснований для возможной неприязни к нему. У него не было бывших жен, отвергнутых любовниц или кредиторов. Употребление наркотиков у него сводилось к случайной затяжке за кулисами. Он не играл, пил умеренно, никогда не скандалил, разве что со Стоффером из-за постановки той или иной сцены. Его семья жила далеко на востоке, и он говорил о родных с любовью, но не часто. Да, их уже известили. Мать уже летит, чтобы забрать своего ангела.
Около пяти позвонил Чейз и сказал, что, по мнению патологоанатома, Малоуна несколько раз ударили в спину тонким ножом с прямым лезвием, возможно, стилетом. Убийца был правшой, не выше Малоуна. Время смерти между 9.30 и 10.30 утра, а как у меня дела с допросами? Я сказала, что чудесно, чудесно. Хотя на самом деле я была глубоко обескуражена.
Я встала, чтобы размяться и просмотреть список, принесенный Салли. Галочками были отмечены три четверти страницы, лишь кое-где виднелись пробелы против фамилий тех, кто еще не пришел на работу. Большинство из тех, кого я допросила, подтвердили алиби друг друга, и я установила, что Малоун был жив и здоров, когда в понедельник уходил из отеля после вечернего спектакля. Кроме этого, мне ничего не удалось выяснить.
Дверь открылась, и Мондо просунул голову. «Привел вам, наконец, директора. И дублера. Кого хотите первым?»
— Дублера, — сказала я. Директор так долго заставлял меня ждать утром, теперь его очередь подождать. — Кстати, Мондо, нашли машину жертвы?
Он кивнул: «В подземном гараже. Ничего примечательного в ней не было. В квартире тоже».
— Ладно, спасибо. — Жизнь Малоуна была слишком ясна. Дело обещало быть непростым.
Мондо впустил стильно одетого прилизанного актера, каждое движение которого говорило «гей». Он сел напротив, ожидая, пока я найду его имя в списке.
— Добрый день, мистер…
— Хейнс, — сказал он. — Бенджамин Хейнс.
— Мистер Хейнс. Где вы были до девяти часов утра?
— С моим учителем вокала. Как и каждую среду.
— Все утро?
— До одиннадцати. Затем у меня был ланч с другом, и тут Джо сбросил мне на пейджер сообщение, и я поехал сюда. Кажется, я пришел в театр около часа.
— До этого вас здесь не было?
— Нет, слава богу! Бедный Алан!
— Каковы были ваши отношения с Аланом Малоуном?
Хенс рассмеялся.
— Чисто профессиональные. Алан был скучным натуралом. Мы все бывало…
— Вы были его дублером? — заметила я.
— Да.
— Значит, его смерть выгодна вам.
Маска жизнерадостности немного сползла с него.
— С негодованием отвергаю ваше предположение, — сказал со смехом, звучавшим скорее мрачно, чем легкомысленно. — Я никогда не смог бы причинить боль Алану.
— Понимаю. А кто смог бы?
— Не могу себе представить. Его все обожали. Даже мисс Т., а она не очень-то жалует нашу братию.
— Почему?
— Ей не нравится наше новое шоу, в основном из-за качина. Голограммы ей тоже не нравятся.
Это становилось интересным. Может, мисс Трухио хотела сорвать премьеру.
— Она спорила о спектакле с Малоуном?
— Мне об этом неизвестно. Он знал, что она об этом думает, а она знала, что он вынужден работать.
Вот так умирают плодотворные идеи. Я чувствовала себя так, словно с трудом добралась до заветной двери, а ручка растаяла у меня в руке. Я задала Хейнсу еще несколько вопросов и не узнала ничего полезного. В конце концов я отпустила его и вызвала директора. Столкнувшись в дверях, они обменялись взглядами, которые сказали мне кое-что новое о Хейнсе.
— Спасибо за то, что нашли время прийти, мистер Стоффер, — сказала я. — Я знаю, что вы весь день репетировали.
Директор выглядел растерянным и обеспокоенным. День был долгим, и мне не хотелось ходить вокруг да около, поэтому я сказала:
— Вы с мистером Хейнсом — любовники, верно?
Он нахмурился и пожал плечами.
— Ну да. А вы что, ведете учет всех, с кем Бен спал?
— Нет еще. Где вы были этим утром до девяти?
Он вздохнул.
— В театре, готовился к премьере.
— Когда пришли?
— Я вообще не уходил. Вздремнул наверху.
Этого я не ожидала.
— В номере отеля?
— Да. Обычно бывает один-два свободных номера. Мистер Кайлер разрешает нам использовать их, если при подготовке нового шоу время поджимает.
— С вами кто-нибудь был?
— Бен уехал домой. Его не было поблизости до полудня.
— Я вас не об этом спрашиваю.
Хмурая складка между бровями Стоффера сделалась глубже.
— Стив Клэй делил со мной комнату. Сейчас он уехал по поручению, будет через час.
— Что за поручение? — спросила я.