Мир сновидений

Hän ensin oli pikkuinen teatterihiiri,
sitten hän maaseudun maanteitä kiiri.

Näytti siellä Kristukset ja näytti Mefistot:

samat oli kummallakin hiiren takalistot.

Mut Molièreksi se pyrki pieni hiiri,

kun ilse oli Luojansa ihanin satiiri.

Siks alkoi hän akkojen juoruja juosla

ja kritikasteriksi jo kiipesi tuosta.

«Kun vuoret mun siitti» — se oli hiiren logiikka

«niin minä miks en vuorta?» — Se oli hiiren tragiikka.

КЮЛЬТЮРА (на хельсинкском диалекте)

«Кюльтюра! Кюльтюра! Кюльтюра!»

Кудахчет здесь каждая юора.
Но что же такое — кюльтюра?
Смотря какова конъюнктюра…

Одному это — литератора,

А другому — круизы и тюры,
Айседоры Дункан фипора
Или Вагнера партитюра.

Разношерстная штука — юольтюра:

Это грекам — Акрополь, скульптора,
Только финская наша юольтюра —
На все это карикатюра.

KYLTYYRI (Heisingin murteella)

«Kyltyyri! Kyltyyril Kyltyyri!»

Tuo huuto on Suomessa syyri.
Mut mikä se on se kyltyyri?
Kas, siinäpä pulma on jyyri.

Se on yhdelle ооррега-kyyri,

taas toiselle Tukholma-tyÿri,
Duncan, Forssellin figyyri
tai Parisin polityyri.

Tuhatkarvainen on kyltyyri —

se on Kiinassa Kiinaan myyri —
mut Suomessa Suomen kyltyyri
tuon kaiken on kamkatyyri.

Из сборника «Красота жизни» / Elämän koreus (1915)

* * *

Летний вечер. Нежный ветер

На холме вздыхает,
Серебром тропу лесную
Месяц украшает.

Легкий сон стволы колышет,

Кукушечка кличет…
Спит печаль. Шагает странник
Тишиной привычной.

* * *

Suvi-illan vieno tuuli

huokaa vaaran alta,
hongikon polkua hopeoipi
kuuhut taivahalta.

Hiljaa huojuu korven honka,

kaukana käkö kukkuu,
vaieten astuvi vaeltaja,
mielen murhe nukkuu.

ЗИМНЯЯ ИСТОРИЯ

Той синице, резвой птице,

был мороз привычен,
но ей в дом мечталось, к печке,
в тепло человечье.

Та красавица канарейка

из уютной клетки
все мечтала прочь — на воле
распевать на ветке.

Были влюблены друг в друга,

в чуждый мир прекрасный.

Та синица, резвая птица,

за окном сидела
и в оконницу стучала:
в горницу попала…

Та красавица канарейка

зимний сад завидела
из окна — порхнула в щелку
и, на ветке сидя…

Нет, они не повстречались —

горько пострадали.

Той синице, резвой птице,

судьба — о стекло разбиться:
замертво упала.

Та красавица канарейка

примерзая к белой ветке,
с псалмом умирала.

Были влюблены друг в друга…