Мир Стругацких. Полдень и Полночь

– Отбой, – сказал Иван громко, но ровным голосом, имея в виду Георгича. – Ну, что там у тебя? – Это уже мне.

(Парень или дядя тем временем подтянул ноги, сел, демонстративно встряхнулся: мол, все нормально, сказано же!)

А я знаю, что там? Чему и быть у основания насыпи, как не щебню; а щебню точно не с чего быть горячим. Убеждая в этом самого себя, пошарил вокруг сначала взглядом, потом руками. И снова взвыл, только уже тише.

Это был синеватый осколок камня покрупнее. Ожег он мне руку, как уголь из печурки. Ничего такого-разэтакого, бывает и хуже. Просто очень уж неожиданно все получилось.

Таких осколков тут… много. Несколько. В первый раз я, наверно, вон за тот соседний хватанулся.

На нем, кстати, надпись, гравировка какая-то. Слово «Кто».

Обломок мемориальной доски это, что ли? Или надгробья? У них сейчас в обычае такое крушить и выбрасывать.

– «…И там разобьет его на части…» – читает Иван, склонившись над другим обломком, самым большим. Нет, вряд ли надгробье. Да и в любом случае температуру это не объяснит.

Мы вдруг отчего-то принялись собирать эти осколки, складывать их, как пазл. Все они были горячие, но если приноровиться, терпеть можно. Мне больше с надписями не попадались, но на одном был странный знак вроде печати: два креста, три хвоста, дырка с палочкой и четыре запятые. А рядом с ним глубокая выщерблина и кучно, как при стрельбе в упор, – несколько пулевых меток. От этого места, похоже, раскалывающие трещины и зазмеились.

Очередь по каменной плите дали, вот что. Из чего-то малокалиберного, но приставив дульный срез вплотную: вокруг – пороховой нагар.

Температуру это, конечно, не объяснит тоже. Тем более что именно в этом месте камень холоднее всего.

Я вдруг отдернул руку, ощутив, как разом, мгновенно и необъяснимо тепло уходит из всех осколков.

Мы с Иваном переглянулись. А потом вместе уставились на нашего нового… не знаю, как его и назвать: не враг, но и в отряд ведь не принят.

Он тоже посмотрел на нас с какой-то странной улыбкой. Поднялся; мы тоже встали. Вставил на место чеку ананасовки, аккуратно загнул усики. Столь же аккуратно спрятал ее в карман шинели, широкий, видно, специально для этого перешитый.

Только тут до нас дошло, что все это время он так и держал в левой руке верную смерть, свою и нашу.

Да уж. Точно не враг. И право войти в отряд сейчас заработал железно.

– Ола, сеньоры, – окликнул нас издали Учитель, – вынужден прервать ваш здоровый детский сон. Машина ждет.

Он прав. Рассиживаться здесь по-любому не резон. А странностей на войне хватает.

Вот эти две очереди, к примеру. Которых не было. Одна, пробившая насквозь того, на ком прежде была надета эта шинель, – ну ладно, это, может, вчера или еще когда случилось, в километрах отсюда. Но зато вторая, расколовшая ту каменную плиту с надписью… Воля ваша: она должна была прозвучать считаные минуты назад. А не было ее. Иначе я бы таким охламоном наверх не сунулся. Вообще не было стрельбы по ту сторону, мы всех по эту положили…

Через насыпь мы перешли все вместе. Наш новенький на самом гребне вдруг на миг как бы запнулся, уставился себе под ноги. Понятия не имею, что он там высмотреть хотел: не рельсы же, еще, наверно, в прошлом веке снятые.

И еще раз запнулся, когда увидел транспортник. С издевательским восхищением пробормотал: «Какая техника…» Мне даже обидно сделалось: нормальный «Стегодон», таких сейчас тринадцать на дюжину.

– Ну, брат, не такая уж безобразная техника. – Иван словно мысль мою прочел. – Если не для спецопераций, то вполне и весьма. А на спецы другие слоники ходят. Давай, забираемся.

(Я видел, как он украдкой показал Курсанту и Князю большой палец. Те коротко кивнули. Что ж, по нынешним временам достаточно: они у нас костяк. Сейчас многие решения принимаются вот так, на ходу – и ошибок пока не было.)

Чтобы забраться, надо было сначала пройти мимо убитых: обоих наших уже переложили в 200-й отсек, конечно, а этих оставили здесь, всю дюжину, не до них. Оружие только собрали и уцелевшую экипировку. Экзо тут почти ни у кого и не было, это же не кадровики, а криминалитет из золотой бригады.

Я все еще следил за новеньким просто на всякий случай. Он на лежащих покосился с достаточным равнодушием, выдающим привычку и опыт. А когда надо было подниматься в десантное отделение – запнулся в третий раз, однако на самую крохотную миллисекундочку: тут же сообразил, куда надо поставить ногу. Но ясно, что «Стегодоны» для него на самом деле в новинку. То-то.

– Готовы? – осведомился Роберт и, дождавшись ответа, отсигналил в машинное. Водитель врубил воздушную подушку, нас плавно качнуло – понеслись, в общем. я снова покосился на новичка, но не сумел понять, в диковинку ли ему такое.

Роберт пригнул к себе раструб бортжурнала и продиктовал:

– Эпизод завершен. Квадрат восемь дробь четыре дробь пятнадцать, запятая, три. Юлианский час три сорок семь. Итог боестолкновения: двенадцать дробь минус два плюс один, легкораненых трое, тяжелых нет. Уточнение: по окончательным итогам в группу принят новый боец с позывным…

Он сделал паузу, но новичок не откликнулся.