Мир тесен

Словно камешки чёток, Патимат перебирала в памяти прожитые годы: их было много — целое ожерелье, и каждый год имел свой цвет. Красными камешками в этом ожерелье были те годы, когда выпадало счастье, чёрными камешками были годы горя, лишений, годы, не освещенные радостью. Много несчастья выпало на долю Патимат, очень много. Перед войной родился у неё четвертый сын — Мухтар. Трое других были к тому времени крепкими юношами. Патимат уже собиралась их женить, а тут пришла война. Пришла война и забрала её сыновей, и они один за другим погибли в первый же год. От сыновей остались только солдатские фотографии на стене кунацкой в рамочке под стеклом, которую сделал для них Мухтар. Вот уже почти тридцать лет смотрит Патимат на эти пожелтевшие фотографии бритоголовых, черноглазых солдат, и в последнее время ей не вполне верится, что это её дети. В войну в ауле было голодно, люди ели траву. Её муж Гамзат не выдержал ударов судьбы, голода, холода — весною 1942 года он слёг и, проболев всего неделю, умер. Если бы не Мухтар, она бы тоже не осталась жить. В те годы она, казалось, ослепла и оглохла от горя, и маленький Мухтар был единственной ниточкой, которая связывала её с жизнью.

Патимат смотрела на омытые вечерней дымкой сакли своего полуразрушенного аула, слушала монотонный говор реки, дальнее гудение и скрежет механизмов, работающих в котловане, и думала медленно и нескладно. Мухтар говорит, что здесь будет море и всё уйдёт под воду. Патимат никогда в жизни не видела моря и не представляла себе, откуда в их речке найдется столько воды, чтобы затопить всю окрестность и аул, в котором прожили жизнь десятки поколений её предков. На другой стороне реки поднимали пыль автомобили, ревели длинношеие экскаваторы, мелькали крохотные фигурки людей. Вот они, вот эти люди, которые хотят поставить в ущелье такого шайтана, который будет делать из воды свет и огонь. Так говорит её Мухтар, он с ними, он всё знает. Патимат боялась думать о том, что сына пора женить, боялась искать невест и готовиться к свадьбе. Ей сразу приходили в голову воспоминания о погибших детях, о том, что стоило ей засватать сына, как тотчас приходила повестка из военкомата. Она суеверно боялась думать о свадьбе сына и желала этого события больше всего, собственно это было единственное большое желание оставшееся в её жизни. А Мухтар не спешит с женитьбой. Говорит: надо учиться. Не дай аллах женится на русской! Их много понаехало.

Быстро темнело; от реки всё ощутимее поднималась прохлада. Патимат встала, взяла скамеечку и по тропке между деревьями своего сада направилась к сакле.

Дорого достался им этот сад… Муж Патимат Гамзат и его отец, и дед, и прадед, и все, кого помнили в их роду, были мастерами по металлу. Когда Гамзат подрос, отец стал брать его с собой вниз, в Россию, — познавать ремесло. С простеньким инструментом в хурджинах они ходили по придонским станицам и зарабатывали себе на жизнь. К лету возвращались в родной аул помочь семье в хозяйстве и принести заработок, а осенью снова пускались в путь.

Больше всего поразили Гамзата станичные сады, потому что дома привык он видеть голые скалы, заснеженные вершины да гладкую зелень горных лугов. Ранним утром он любил слушать в садах, как лопаются в звонкой тишине первые почки, и долго думать о том, почему и как растут деревья. На чёрных от въевшейся металлической пыли ладонях он растирал литые терпкие почки и думал о том, какая тайна делает из почки лист и отчего вдруг из дерева растут вишни, и почему нет деревьев в его родном ауле?

Незадолго до революции отец умер, Гамзат стал ходить один. А когда в Придонье посвист перепелов сменился суровым свистом пуль, бродячий ремесленник Гамзат Магомедов стал бойцом Красной Армии. Всю гражданскую войну провёл он в седле. Возвратившись домой, добивал банды местных ханов, а когда пришло время — стал одним из организаторов колхоза в своём ауле.

Все эти годы не расставался Гамзат с детской мечтой вырастить сад у себя дома. Но поток жизни так закружил его, что всё ему было недосуг, и лишь в 1931 году он решил, что времени больше не будет, пора начинать. Он вспомнил, что ещё в «старое» время в станице Степной видел питомник и, не раздумывая долго, собрался в дорогу. Питомник сохранился. Сто тридцать тоненьких саженцев привёз в аул Гамзат. По ту сторону речки, в том месте, где сейчас стоит посёлок гидростроителей, разбил Гамзат свой первый участок. Единственному человеку — жене — поведал он свою дерзкую затею, и она поверила в неё, пожалуй, больше самого мужа. Из далёкого ущелья носила она тяжелые кувшины с водой для маленьких деревцев. Случалось, ночью будила Гамзата:

— Слушай, мне снился плохой сон, может, что случилось с нашим садом?

— Что может случиться? — сквозь сон отвечал Гамзат.

— Нет, нет, пойдём посмотрим. Если ты не хочешь, я пойду одна.

Гамзат подчинялся, и чёрной глубокой ночью выходили они из сакли и быстро шли к своему саду. Перейдя мост через реку, почти пускались бегом. Но всё было хорошо, и они, счастливые, брели в аул досыпать.