Комната общежития, в которой он теперь жил, выходила окнами к котловану, и ему с кровати была видна блестящая на солнце эстакада строящегося кабель-крана. Там требовался опытный механик, его просили пойти туда работать, но он отказался. Он работал бетонщиком — это была специальность его юности. За смену он так уставал, что приходя в общежитие, сразу засыпал тяжелым, каменным сном. Просыпаясь утром, он подолгу смотрел на сверкающую на солнце стальную громаду эстакады кабель-крана и курил; много, затягиваясь, обжигая желтые от табака пальцы.
Вот и теперь Фёдор лежал на кровати, курил. В дверь постучали. Фёдор даже не повернул головы. Постучали погромче. Фёдор малчал. Дверь открылась, вошёл Слава.
— Добрый день, — сказал Слава, — восьмой час, пора вставать.
— Ты… — Фёдор затянулся, взглянул поверх Славы, ещё раз затянулся. — Откуда?
— Да вот, неделю уже, как приехал, извините, что так долго не приходил. Замотался. В редакции головы поднять некогда от работы. Потом столько впечатлений…
Фёдор молча курил.
— Здесь мне нравится. Люди хорошие. Очень интересно. Я был в котловане. Знаете, познакомился с удивительной женщиной, её зовут Станислава Раймондовна, она геолог, сама из Ленинграда. Мы с ней облазили весь левый берег, все тоннели, все штольни. И мой редактор, Смирнов, хороший человек и журналист отличный.
Фёдор молча курил.
— Я живу сейчас у Сергея Алимовича Алимова. Хороший человек, молодой, всего на год старше меня, начальник экспериментальных работ. Мы в вагончике живём. Хорошая комната.
Фёдор бросил окурок в пепельницу на стуле у кровати, промахнулся, окурок упал на пол. Слава подобрал и положил его в переполненную пепельницу. Потом вынес её за дверь и вытряхнул в урну, стоявшую в коридоре. Когда он вернулся, Фёдор курил новую сигарету.
— А с вами кто живёт? — спросил Слава, которого тяготило молчание Фёдора.
— Люди.
— Пойдёмте завтракать. Мне на работу.
— Не хочу.
— На дворе сегодня не так жарко. Пока не жарко. — Слава сел за стол, покрытый ободранной голубоватой клеёнкой, оглядел комнату. Все другие кровати были аккуратно застелены «конвертиком», простыни довольно чистые, наволочки с привычными чёрными штампиками меток. Под каждой кроватью стоял чемодан.
Слава не знал, что ещё сказать Фёдору, как вести себя с ним…
— Так пошли завтракать. Мы здесь… мы же старые знакомые… нам надо держаться вместе. — Слава чувствовал, что говорит пустое, но не мог остановиться. — Мы должны поддерживать друг друга, как родные, мы…
Фёдор смотрел на него тусклыми, бессмысленными глазами. Слава почувствовал себя так, будто Фёдор поймал его за руку в своём кармане. Прилив ярости сжал Славе горло. Он пошёл к двери, собираясь так ею хлопнуть, чтоб она разлетелась в щепки. Он взялся за ручку и… не хлопнул дверью, не ушел… Он тихо сказал:
— У меня мама умерла.
— Что?
— Умерла мама. — Слава бросился из комнаты, не видя ничего перед собой, побежал по коридору в умывальник. Прислонившись к грязной стене умывальника, прижав к ней горячее своё лицо, закрывшись от всего мира руками, он горько заплакал. В умывальнике звонко капала вода из крана, и эту капель было слышно по всему коридору, гулкому и пустому.
Фёдор стоял неподалеку от умывальника и ждал его.
— Действительно, пошли позавтракаем, — сказал он.
— Вы тоже сначала умойтесь.
— Правильно. Подожди меня на крыльце, я скоро.
Слава вышел на крыльцо. Солнце уже припекало, с каждой минутой становилось всё жарче. Фёдор не заставил себя долго ждать.
В столовой было пусто, чисто и прохладно.
— Садитесь, я всё принесу, — сказал Слава.
— Ещё чего, я тоже могу, — угрюмо возразил Фёдор.
— Садитесь! — Слава подтолкнул его к голубому столику. Фёдор грузно опустился на маленький стул.
На раздаче второго блюда стояла чернобровая белолицая девчушка лет семнадцати.
— С похмелья, — стрельнула она бесовски живыми карими глазами.
— Почему вы так думаете? — удивился Слава.
— Глаза красные.
Слава не нашёлся, что ей ответить.
— Вам котлеты с макаронами или с картошкой?
— Фёдор, с макаронами или с картошкой?
— С картошкой, — глухо откликнулся Фёдор. И это, пожалуй, было его первое желание за последнее время.
— Обе порции с картошкой.
— А вы откуда будете? — с певучим украинским акцентом спросила девушка. Видно, Слава ей приглянулся. Они стояли разделённые металлическим прилавком.
— Местный, — улыбнулся Слава, — вас как зовут?
— Ой, что захотели! — девушка пожала плечами и, испугавшись, что Слава обидится, скороговоркой выпалила:
— Лариско! А вас?
— Слава. Вы наверно с Украины, да?
— С под Черновиц.
— Будем знакомы.
— Девушка радостно улыбнулась ему, показывая ровные сахарные зубы.
«А под языком её сотовый мёд» — вспомнил Слава строчку из Песни Песней царя Соломона и понёс к столику Фёдора поднос с двумя порциями котлет и четырьмя мутными компотами.
Девушка за белым металлическим прилавком время от времени поглядывала на Славу. Нежные щёки её розовели, глаза светились ласково и призывно. Он ловил искоса её доверчивые, золотистые взгляды.
«Когда позавтракаем, обязательно подойду к ней попрощаться. Скажу: «До свиданья, Лариско». И посмотрю ей в глаза».