Читаем Мир тесен полностью

«Ничем его не возьмешь. Надо же!» — оторопело думала тётя Катя. И тогда она, не без дальнего расчёта, переключилась на Славу, — всё, что хотела и не могла сказать Фёдору, выкладывала ему. Слава был терпеливым слушателем. После разговора с ним тётя Катя всегда чувствовала прилив уверенности в себе, надежду на то, что Фёдор смягчится.

— Все ведь, сынок, в первый раз на свете живём, каждый человек, вот и ошибаемся. Недаром говорится: знал бы, где упадешь — соломки подстелил.

За те три дня, что тётя Катя пробыла на стройке, они со Славой так подружились, так пришлись друг другу по душе, что расставались почти родными людьми.

— Ты, Славочка, смотри за Федей, на тебя вся надежда. Мои слова ему прямо не передавай — слушать не станет, а исподтишка, как бы невзначай. Он тебя не оборвёт. А мне рта не дал раскрыть, надо же! Приедешь ещё к нам, сынок, порадуй Борю, он часто про тебя вспоминает.

— Приеду. За Фёдора не бойтесь, я его не оставлю.

— Не оставь, сынок, не оставь. Так мы ждём тебя в воскресенье.

Хотя газетка их была небольшая и выходила раз в неделю — материала требовала уйму. Смирнов, видя Славину безотказность, большую часть груза переложил на его плечи, оставив себе передовицы да макетирование номера, к тому же, он часто бывал не «в форме». Газета жадно поедала все Славины дни, у него ещё не было ни одного воскресенья — всегда находилось что-то срочное: то репортаж, то отчёт, то целевая полоса. Подобно тому, как встречный ветер помогает птице лететь, тяжелая изматывающая работа помогала Славе жить, не углубляясь в горе и боль одиночества.

Слава заранее сказал Смирнову, что в воскресенье нужно поехать в город и спросил совета: что подарить Боре? Он купил в универмаге постоянного посёлка зеленый пластмассовый пулемёт «Максим», но этого ему показалось мало.

— Подари щенка, — посоветовал Смирнов.

— Щенка? Здорово! Как мне в голову не пришло? А где его взять?

— Я достану, — пообещал Смирнов.

— Ой, если можно?!

— Достану, не боись, — лицо Смирнова осветила тихая родительская улыбка, — для такого пацана из-под земли достану.

Смирнов исполнил своё обещание. Когда в субботу утром Слава вошёл в редакционную комнату, на его столе, жалостно озираясь, сидел лопоухий кутёнок.

— Настоящая немецкая овчарка, — сказал Смирнов, — подрастёт — уши встанут, не боись!

До города Слава добирался в кузове попутного грузовика: зеленый «Максим» дрожал у его ног, как в бою, щенок шершавым розовым языком щекотно лизал Славины руки, поскуливал, боязливо оглядывась на летящие мимо сухие овраги, желтые вымоины, чахлые деревца у дороги. Слепящее солнце жгло голову, шею, горячий встречный ветер был пропитан запахом расплавленного асфальта.

Наконец, машина остановилась на одной из тенистых городских улочек. Слава, привыкший к шуму ветра, на долю секунды словно оглох от тишины. Первое, что он услышал, был странный звук: ффрр-к-шш-ш-шш! Он оглянулся: на тротуаре, грозно выгнув спину дугой, фырчал и пыжился маленький чёрный котёнок. Навстречу ему ленивой трусцой бежала большая рыжая дворняга. Собака пробежала мимо даже не взглянув на него, а воинственный котёнок как выгнул спину дугой, так и стоял, не умея разогнуться. Смеясь, Слава присел на корточки, погладил его по окаменевшей от страха спине. Котёнок глянул на него огромными изумрудными глазами с такой тоскою, что Слава взял и водрузил его рядом со щенком. «Тихо, — щелкнул он легонько по носу недовольного щенка, — и как я с вами к людям ввалюсь? Ну, будь, что будет!»

Двери открыла Оля.

— Вот, Боре привёз, — Слава остановился в нерешительности. Обведенные чёрными кругами бессонных ночей, сумрачные, без блеска глаза Оли вспыхнули молодо и радостно. «Какая она красивая», — подумал Слава.

— Ох, спасибо! Я сама об этом думала, да где же в чужом городе, на этажах, найдёшь такую прелесть? — Оля взяла из рук Славы щенка и весело крикнула: — Боря, смотри, кто к нам приехал, закрой глаза, ну, крепче!

Боря сидел в углу кровати, на подушках перед ним был выстроен строй оловянных солдатиков. Он крепко-крепко зажмурил глаза. Из соседней комнаты вышла тётя Катя.

— Можно открыть глаза? — нетерпеливо спросил Боря.

— Подожди! Не спеши, — Оля опустила щенка на кровать, приглашая жестом Славу сделать то же с котёнком.

Котёнок мяукнул, щенок тявкнул.

— Мамочка! — закричал Боря, распахивая чёрные блестящие глаза. — Слава! — радостно визжа, Боря бросился обнимать Славу.

— Да уберите вы их с кровати. Смотри, какое кошеня засмоктанное! — крикнула тётя Катя.

— Ничего, мама, ерунда, мы их сейчас искупаем, а постель я сегодня всё равно менять буду.

Боря, повиснув у Славы на шее, заглядывая ему в глаза, спрашивал:

— А как их зовут? Они теперь мои?

— Твои. Имена сам придумай.

— Мамочка, баба Катя, я сам им имена придумаю, ура!

— Сейчас поведём их на кухню, выкупаем, — сказала Оля.

Слава взял Борю на руки и пошёл с ним на кухню следом за Олей. Выкупав и замотав в чистые тряпки искричавшегося котёнка, Оля дала его подержать Боре и принялась за щенка.

— Ого, ты в таз еле-еле помещаешься, ничего, в следующий раз мы будем купать тебя на море.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее