Мир тесен

— А я стремлюсь быть настоящим рабочим. Думаешь, чтобы ходить вот здесь, по краю пропасти, ни ума, ни знаний, ни способностей не надо? Думаешь, сел за рычаги и крути? Всю смену я держу эту махину на пятачке, как в цирке жонглёр. Да, я хочу быть полноценным рабочим, хочу быть виртуозом. Я уверен, что такой рабочий важнее посредственного инженера. Я сейчас приношу реальную и немалую пользу. А если, к примеру, я поступлю на заочное, я пять лет не смогу быть полноценным работником. Каждый год на две сессии, вечная зубрежка, на работу человек приходит вымотанный. Ни работы, ни учебы, ни молодости — одна нудьга. Допустим, выучит меня государство, стану учителем, а жилки к этому у меня нет, и начну калечить детей. Или стану бездарным инженером, или невнимательным врачом… Нет, мне нравится быть рабочим. Нравится много зарабатывать, тратить, нравится посылать матушке и сестре подарки. Нравится управлять вот этой бандурой. Не чертить на бумаге чертежики, а долбать вот эту скалу. Я работаю без халтуры, это тебе любой скажет. Вот сейчас я хожу над котлованом, над головами у людей, а они не боятся, они говорят: «Сашка Белов ходит, он не сверзится, он даже камешка нам на голову не стряхнет. Будьте спокойны!» Мне это нравится. Мне нравится жить и работать на всю катушку сейчас, пока я молод и могу дать максимум. Мне нравится эта стройка, ее размах, нравится моя усталость после смены. Нравится видеть свой труд и знать, что это я, Александр Белов, строю ГЭС, уникальную, первую в стране. Разве это плохо? — Сашка говорил так напористо и горячо, как будто спорил со Славой. А тот не знал, что невольно затронул его «больной вопрос». В Сашкиной семье все были с высшим образованием и постоянно пеняли ему за «бродяжничество и непутёвость». Хотя кроме дипломов у них по существу ничего не было. Ни материального, ни морального удовлетворения от своей работы они не получали. Сестра окончила биологический факультет, а работала статистом в горисполкоме. Мать после факультета иностранных языков директором кинотеатра, командовала билетёршами. Так что Сашка не случайно взбунтовался.

— Да, конечно, я понимаю… — сказал Слава, — но о чём ты мечтал в детстве?

— В детстве я мечтал стать шофёром.

— Я тоже. — Слава засмеялся.

— Потом летчиком, потом… — Сашка подмигнул. — Космонавтом.

— Ну и что ж, еще ведь не поздно?

— Поздно. Они уже вовсю летают. Я не хочу быть сорок пятым. Я опоздал родиться. Вы будьте журналистами, инженерами, геологами, а я буду рабочим. Как написал бы старик Смирнов — рабочим нового типа, умеющим отличить Гоголя от Гегеля и Бабеля от Бебеля. Я хочу быть рабочим в чистом виде, без поползновений выбиться в киноартисты. У меня одна жизнь, одна молодость, я хочу делать конкретные дела, так сказать, материальные, это мне нравится.

Оглушительный взрыв потряс ущелье; в кабине экскаватора на минуту стало темно от пыли…

— Дарченко постарался, — улыбнулся Сашка.

Слава знал, что Дарченко руководит на стройке всеми взрывными работами.

— Я слышал, у вас с Дарченко конфликт был? — спросил он.

— Да ну. — Сашка махнул рукой. — Какой там конфликт! Просто случай был: ему рвать надо в котловане, а мой экскаватор в опасной зоне стоит, и отогнать его в другое место я не могу, потому что электропитание отключили. Ну, я и не разрешил взрывать. Он спорил, но я настоял. Я ему говорю: «Камень обшивку поломает, стекла в машине побьёт». А он говорит: «У меня взрыв по плану». Тогда я говорю: «Вот сейчас лягу на экскаватор и, пожалуйста, взрывай вместе со мной». «Ложись, говорит, дело хозяйское». Ну, я лег. В общем, отменил он взрыв. — Сашка включил рубильник, мощно загудел двигатель. — Извини, на рекорд иду, лавры Святкина не дают покоя! Только про космос не пиши. Это я так, шутя, а то ты, я вижу, все за чистую монету приняли. Если напишешь, по судам затаскаю.

— Ты на такое способен?

— А как же! Как говорит знаток русского языка, мой друг Мухтар: «С большим охотом».

— Ладно, что с возу упало, того не вырубишь топором.

— Тоже ничего, — дружески подмигнул Сашка. — Ну, привет Прометею.

За шумом двигателя продолжать разговор было почти невозможно. Слава выпрыгнул из кабины экскаватора на каменистую осыпь. Огромный ковш описал в воздухе дугу, с визгом и скрежетом вонзился в кучу камней — Сашка принялся за работу.

«Что же я не расспросил его о семье, о доме? Эх, балда! «За десять минут до взрыва» — заголовок ничего и ход хороший. Но, что же я буду о нем писать, я ведь ничего не знаю… ровным счетом ничего. Какой болван! Фактически ничего не записал. Хоть возвращайся к Сашке, — думал Слава, спускаясь по обходной тропе в поселок. — Нет, возвращаться смешно. В следующий раз надо заранее записывать вопросы. Вопрос — ответ. Вопрос — ответ. Тогда писать будет легко. Даже не спросил: комсомолец он или нет? Черти что! Какой я растяпа, о чём я буду писать? Об облаках, проплывавших над каньоном в то время, когда мы разговаривали с Сашкой?»

XXXII