Мир, в котором я теперь живу (СИ)

Общий смысл пьяных речей товарища сводился к тому, какой он хреновый царь, а они бедные-несчастные подданные. Повелитель всматривался в него, пытаясь понять, что же это такое в нем говорит. Потому что хреновым царем он точно не был – никогда, ни для кого из них ничего не жалел. Этот царь не просто давал, что просили – давал больше, чем просили, давал и тогда, когда не просили. Его друг частенько говорил: ты не щедр – ты расточителен. Это неправильно – позволять подданным становиться богаче своего царя. И, как правило, слышал в ответ: может и неправильно, но поскольку политической необходимости жадничать, у меня нет, я могу себе позволить такую роскошь, как щедрость. Оставь мне хотя бы это, а то однажды я просто задохнусь в тисках необходимости.

Пьяный же товарищ все больше расходился, и с этим надо было что-то делать. Ленивым движением царь взял с блюда яблоко и запустил в него точным броском, попав прямо в лоб. Вроде того: будь человеком, заткнись, дорогой. Выглядело это забавно, и многие из присутствующих заулыбались, чем разозлили пьяного оратора окончательно.

Увидев, что он впал в совершенно невменяемое состояние, повелитель поднялся, намереваясь собственноручно вытолкать слетевшего с катушек товарища из пиршественного зала – и плевать на иностранных гостей. На полпути его остановил брат, покачав головой: «Не утруждайся, его выведут».

И действительно – буяна взяли под белы рученьки и вывели, только это не слишком помогло. Спустя какое-то время тот просочился через другие двери и начал прямо с порога декламировать, кто бы мог подумать? Стихи Еврипида. Царь улыбнулся – интересно, собьется или не собьется на пьяную-то голову?

Эта улыбка царя стала для брата его няни роковой, окончательно убив в нем стыд, разум и инстинкт самосохранения. Кстати, при виде этой улыбки, он таки сбился – на второй строфе.

- Нет, вы только посмотрите на него: я тут распинаюсь перед ним, а он… такое впечатление, что он меня даже не слушает, думает о чем-то своем. Вот интересно, о чьей заднице он сейчас думает – своего подлизы дружка или этого хитрожопого мелкого евнуха?

В следующий момент до повелителя дошло, из-за чего взбеленился старый товарищ – что именно в нем говорит. Как же его достала вся эта мерзость… «А может тебя прямо здесь поставить раком и отыметь на глазах у всех?» - мелькнула в сознании царя совершенно дикая для него мысль, перед тем, как это сознание погрузилось во мрак…

…Что именно его рука сразила старого товарища, царь понял лишь по тому, что на каждой его руке висело по трое мужчин, когда он пришел в себя. Брат няни был мертв, убит копьем охранника. Повелитель рассеянно оглядел присутствующих, пытаясь сообразить, у кого позаимствовал копье. Хотя – какая уже разница. Небрежным движением он сбросил с себя чужие руки и выдернул копье из мертвого тела. Всего один точный удар – и это наваждение, это безумие закончится. И для него, и для других – для всех. Кто бы ему еще позволил – этот удар нанести… Брат был непреклонен, как сама судьба: если ты хочешь убить себя – сначала тебе придется убить всех нас…

Любовь – страшная сила. Да уж, страшная…

- Все правильно – смерти я не заслуживаю, - произнес повелитель вслух, позволяя отобрать у себя злополучное копье, и этой фразы никто не понял. Просто никто не знал, что смерть для него не наказание – а избавление от него.

Самым ужасным было то, что царь понимал: если бы на пиру не присутствовали иностранные гости – старый товарищ остался бы жив. Ну, выбил бы он ему пару зубов, ну, сломал что-нибудь – но не убил. И дело было даже не в том, что нельзя оставлять в живых дерзкого, который во всеуслышание заявил, что второй человек в государстве после царя – не мужчина. Да, именно так. У побежденных народов имелись собственные понятия относительно того, что касалось «мужской любви». Они считали: тот, кто снизу – не мужчина. И от одной только мысли, что однажды новые подданные догадаются, какие чувства, какие желания испытывают к нему его орлы, повелителю хотелось одновременно – провалиться сквозь землю и взять в каждую руку по мечу, чтобы не оставить никого живого на землях покоренных народов …

За этот поступок, кстати, царя никто не осудил. Как раз наоборот – его почему-то поняли все. На месте повелителя любой из них поступил бы так же – убил урода, посмевшего сказать такое, да еще в присутствии посторонних. К слову, многие из тех, кто присутствовал на этом пиру, потом рассказывали байки, что несчастный безумец умер еще до того, как его пронзило копье – от одного только бешеного взгляда разгневанного царя…