Мир, в котором я теперь живу (СИ)

- Хорошо, уговорил. Есть и другая причина. Если я введу этот ритуал, это автоматически отменит наш – с поцелуем в губы. Ты себе и представить не можешь мое состояние, когда едва ли не каждый, кого я целую в губы при встрече, пытается этот поцелуй углубить, причем, совершенно непроизвольно. Я и так на всю голову больной, а если в ближайшее время это не прекратится – вообще конченым психом стану.

- И зачем ты со мной советуешься, если все уже для себя решил?

- Ну, не знаю… а вдруг ты меня действительно убедишь в том, что это плохая идея?

Друг царя неожиданно встал и опустился перед ним на колени.

Царь опешил:

- Эй, ты чего? Головой ударился?

Тот словно не слышал – обнял колени друга и прижался к ним лицом:

- Если и ударился – то не сейчас. Знаешь, если бы это помогло исправить то, что я натворил в твоей жизни – я бы перед тобой всю оставшуюся жизнь на коленях простоял… - и друг царя первым из его подданных поцеловал своего повелителя в шрам на ноге…

Это был первый такой случай в моей жизни – когда до меня дошло, что мне просто приснился очередной необычный сон, лишь спустя несколько минут после пробуждения. Ощущение было ни на что не похоже – как будто ты проснулся, а сон еще продолжается.

Не сон, а какое-то полное погружение – по-другому и не скажешь. Один этот голос за кадром чего стоит. Странный голос – не мужской и не женский, бесполый какой-то. Я по-прежнему не помнила мелких деталей, лиц и имен, зато уже могла с уверенностью сказать – из раза в раз мне снятся одни и те же люди. Больше того – последний сон кардинально отличался от предыдущих. Я не только чувствовала эмоции героев моего сна, но даже воспринимала их мысли, правда, какими-то урывками.

Например, царь в этом моем сне, осознав, что убил товарища, сначала почувствовал безысходность, а потом – непреодолимое желание любой ценой победить судьбу, сломать ей хребет, и для этого решил убить себя. Брат царя… ну, что я могу сказать? Если бы все любили своих братьев, как этот – в нашем мире никогда бы не появилась легенда о Каине и Авеле. И когда он двумя руками ухватился за древко копья, не позволяя брату пробить себе горло, царь словно открыл для себя очередную истину – я четко запомнила его мысль: «Почему у меня такое чувство, что если я ему сейчас не уступлю – я его предам?… Кажется, есть только один способ предать любящего тебя – покончить с собой». И он тогда остался жить – ради брата.

Вообще, вокруг этого невероятного царя из моих снов творились какие-то невообразимые вещи. Похоже – его любили все, кто его окружал, любили совершенно невообразимой любовью. И похоже – он того стоил. Хотя бы потому – что сам любил. Любовью – еще более невообразимой.

Да, я отдавала себе отчет в том, что это полный бред, но к другому выводу прийти уже не могла – по какой-то причине мне стали сниться эпизоды из чужой жизни. И почему-то эти сны начали меня посещать после того, как я оказалась вдали от Альдара и Амора. Единственное, что не подлежало сомнению – это эпизоды из прошлого Земли. И, судя по всему – прошлого времен античности. Вот разве что русский язык в исполнении персонажей моих снов меня по-прежнему смущал.

Эпизод же с убийством на пиру казался не просто знакомым – знакомым, как азбука. Особенно этот момент, когда царь бросил яблоко в пьяного идиота, который, себе на беду, решил выяснить с ним отношения при свидетелях. От этого «яблока» прямо в душе зудело. Но все попытки вспомнить привели лишь к тому, что разболелась голова. Видимо, вспомнить мне действительно мешала печать, о которой говорил Армон.

А еще меня по-прежнему волновал вопрос, имеют ли отношение мои более чем необычные сны к нашим богам – случайно, не из их ли земной жизни эпизоды мне снятся? Хотя, проснувшись, я и не помнила внешности героев моих снов, но помнила, какое впечатление они на меня производили во сне. Например, царь и его друг казались настолько совершенными, что даже эта утонченная красавица гетера, которая тоже там была, выглядела недостаточно красивой на их фоне.

Царь так вообще разил наповал, как молния в грозу. Представьте себе убийственную смесь из безупречных пропорций, сверкающей харизмы и ленивой грации сильного сытого хищника в каждом движении. От этого крышесносного царя разве что искры в разные стороны не летели. Представьте – я помнила лукавую чертовщинку у него во взгляде, но сами глаза – почему-то нет. А эта его манера растягивать слова и непостижимая нега в голосе при разговоре с дорогими для него людьми? Я уже молчу о том, что и сама манера говорить и голос почему-то до дрожи напоминали… Альдара. Друг царя тоже производил впечатление незаурядного человека – такого же страстного, и в то же время – какого-то… невероятно ласкового. И честно говоря, под конец мне уже начало мерещится, что его голос чем-то похож на голос Амора. Помимо прочего, эти двое были ощутимо выше ростом всех остальных.