Мир, в котором я теперь живу (СИ)

Повелитель сдернул мешок у него с головы и какое-то время молча стоял перед ним, сводя с ума одним своим видом. В последнее время царь взял за обычай в домашней обстановке, если в их бесконечной походной жизни эта домашняя обстановка вообще была, носить персидскую одежду. Вот и сейчас на нем был расшитый причудливыми узорами персидский халат до щиколоток, который лишь подчеркивал его гордую стать – непостижимую эту породу, соблазнительно приоткрывая скульптурно вылепленную грудь без единого волоска. А потом этот царь сделал такое, что он забыл как дышать – медленно развязал пояс халата и небрежным движением сбросил его с плеч.

Позволив ему вдоволь налюбоваться своим совершенством, которое не портили даже многочисленные шрамы, повелитель приблизился и слегка ослабил удерживающие его путы, хотя до конца веревки не развязал. После чего – зашел к нему за спину, и в следующий момент он почувствовал, как сильные, но при этом удивительно нежные руки легли на его плечи. Они начали поглаживать их невесомыми касаниями, кончиками пальцев, играя на его теле, как на музыкальном инструменте, и вызывая в нем что-то такое, чему не было названия. Мучаясь темными ночами от неутоленного желания, он и помыслить не мог, что это – еще не желание. А может, эти ощущения усиливали до последнего предела грубые веревки, которые делали его беспомощным, заставляя чувствовать себя целиком во власти своего повелителя? Когда же волшебные пальцы добрались до затвердевших сосков, удостоили их такой же нежнейшей невесомой ласки, а потом чувствительно сжали, одновременно с тем, как горячие сухие губы припали к шее – он едва не лишился сознания. Но этого ему было мало – чем дальше, тем больше хотелось почувствовать эти божественные руки ниже, на своем, окаменевшем от вожделения члене, хотелось – без подготовки, без смазки ощутить в себе силу и мощь того, кто его ласкал. Хотелось, несмотря на то, что понимал – без подготовки и без смазки будет больно не меньше, чем женщине в первый раз.

Но повелитель почему-то медлил, все так же обжигая поцелуями, и ниже пояса к нему вообще не прикасался, что сводило с ума. И вдруг в затуманенном сознании возникла страшная мысль: а может, их хитроумный царь просто придумал такую вот изощренную пытку – может, делает это специально, вынуждая его сознаться? Но страшная мысль ничего не изменила – вожделение продолжало накатывать все более сокрушительными волнами, не находя выхода, не получая разрядки. В какой-то момент он понял, еще немного – и заорет это вслух, во весь голос: возьми меня, трахни меня, отымей как раба, а потом – хоть убей… И тогда – гордец в нем не выдержал, сломался:

- Хватит… довольно… я сознаюсь.

Сильные руки развернули его лицом к повелителю:

- И в чем же ты сознаешься?

- В том, что злоумышлял против тебя, в том…

Но повелитель не дал ему закончить:

- Да неужели? Мой дорогой, я знаю себя – я бы никогда не стал целовать и ласкать государственного преступника.

- Но тогда… зачем ты это делал? Ведь у тебя на меня… даже не стоит.

- Скажем так: я хотел вылечить тебя от желания, настолько тебе не свойственного, что ты начал ненавидеть того, кто его в тебе вызвал – своего друга детства, между прочим. Вот только ты меня остановил, и вряд ли теперь получится это сделать. Хотя бы потому, что почему-то мне больше не хочется тебя ласкать и целовать.

- Но как… от этого можно вылечить?

- Очень просто – любовью и лаской. Дело в том, что когда-то я уже помог так одному человеку. Дорогому для меня человеку. Вот и подумал – что тебе это тоже может помочь.

- И кому же ты так помог?

- А тебе не кажется, что умному человеку не к лицу – задавать вопросы, ответы на которые очевидны?

- Ты что же… о своем друге сейчас говоришь? Но разве вы с ним не…