Мир, в котором я теперь живу (СИ)

Об этом никто не знал, но с тех пор, как неистовый варвар пришел в этот мир, он, мир, оказался перед выбором: либо измениться, стать другим – либо умереть. Никто не знал – кроме самого мира, который потому и отдавался, раз за разом, безбашенному царю, не считаясь ни с какими потерями.

Почему мир оказался перед таким выбором? По очень простой причине. Потому что перед выбором, в свое время, оказался безбашенный царь: либо взять на себя слишком много и попытаться хоть что-то изменить в этом уродливом, ненормальном человеческом мире – либо жить, под него прогибаясь. Нет, от недостатка здравомыслия он не страдал и прекрасно понимал, что не в его силах сделать так, чтобы похотливый ублюдок перестал вожделеть ребенка. Но понимал неистовый варвар и другое: после обретения власти над миром никто и ничто не помешает ему отрезать похотливому ублюдку яйца, отрезать так, что другие, подобные ублюдки, двадцать раз подумают, прежде чем тянуть грязные лапы к незрелому малышу…

… Женщинам и детям из числа жителей захваченного города была уготована одна дорога – в рабство. Как ни чудовищно это звучало, но для них, оставшихся без своих защитников мужчин, рабская доля означала наилучший выход: если и придется терпеть издевательства, то разве что – от хозяина. Да и голодная смерть рабам не грозила. А если еще с хозяином повезет… Иногда случалось и такое – что рабам с хозяином везло.

Что же касается пленников мужчин…Глядя на них, повелитель какое-то время мысленно повторял, как заклинание, как мантру: цель. Важна лишь конечная цель. Все остальное – второстепенно. В реальность его вернул голос одного из командиров, который спросил, кивнув на плененных храбрецов – побежденных, но все еще не сломленных:

- С этими что делать, государь?

Неистовый варвар сделал глубокий вдох и недрогнувшим голосом отдал приказ:

- Этих – на кресты, - а чуть помолчав, добавил, - Поить и кормить – чтобы прожили подольше.

На всякий случай командир решил уточнить:

- Всех, государь?

- Всех. Из таких рабы – все равно не получаются.

И будь он проклят – если унизит этих храбрецов рабством… Но вслух, конечно, ничего такого царь не сказал…

…Неистовый варвар не смог себя заставить смотреть на то, как распинают людей по его приказу, хоть и понимал – что должен. Пока стучали молотки и раздавались крики боли, повелитель стоял лицом к своим орлам. Но, казалось, его потемневший взгляд – был обращен в никуда. И ничего нельзя было понять по этому, словно окаменевшему лицу – что он чувствует, о чем он думает. Спартанская выучка и сейчас пришла ему на помощь.

Наконец, наступила тишина. Царь победителей медленно повернулся к частоколу крестов с распятыми на них побежденными. Какое-то время стоял неподвижно, а потом подошел к первому из них.

… Ты мне не враг, парень. Ты – жертва. А я – твой палач. И смерть твоя мне нужна для того, чтобы сохранить жизни многих и многих людей в будущем. В этом нет ничего личного, поверь. Если бы я имел право на личное, ты бы сейчас не на кресте висел, а пил со мной хмельное вино. Но все, что я могу сделать для тебя – это запомнить. Запомнить – до последней черточки лица, до малейшего движения души. Запомнить – навсегда, навечно…

Нет, вид царя, который всматривался в человека на кресте так, как будто пытался влезть в его шкуру, вовсе не был страшен – само совершенство не может быть страшным. Он был – сверхъестественным. Слишком пронзительным казался его потемневший взгляд, слишком пристальным, слишком внимательным, слишком разумным. Человек не мог так смотреть. И человек не мог постичь сущность другого человека до самого дна. А неистовый варвар тогда – постигал. Постигал, несмотря на то, что распятый поначалу отворачивал лицо. Но, в конце концов, не выдержал, и их глаза на мгновение встретились. И в это мгновение повелитель узнал о нем все – даже имя. После чего прикрыл глаза, проверяя, насколько хорошо запомнил, и перешел ко второму кресту. Совершенно не думая, сколько времени у него уйдет на то, чтобы запомнить такое количество людей. И даже не представляя себе, как это выглядит со стороны. Он бы воздержался от подобных действий – если бы представлял…

…Его же люди, его орлы, наблюдая за ним, находились в состоянии, близком к помешательству. …Боги, что он делает, что опять вытворяет? Зачем он это делает? Он, наш возлюбленный повелитель, наш божественный царь – он не такой. Он не из тех, кто наслаждается чужими муками и смертью. Он – не такой, не такой, не такой…Наверно, от помешательства их только и спасало отсутствие каких-либо признаков садистского удовольствия на лице любимого вождя.

Но вот и второй распятый не выдержал, подарив царю мгновенный взгляд, рассказав о себе все. И точно также – повелитель прикрыл глаза, убедился, что хорошо запомнил, а потом перешел к третьему.