Мир, в котором меня ждут. Ингрид

У Ингрид возникло дежавю: этот разговор пошёл по колее беседы с паром Диакирином. Она подумала и сказала:

– Между этим миром, который совершенно точно мой, и своей любовью.

– Господи, благодарю Тебя, что никогда не ставил меня перед таким выбором… Ингрид, я поддержу тебя в любом решении. – Сказала Феодора Анисия и закончила свою речь фразой, которая сейчас вертелась в голове Ингрид: – Правильный выбор, этот тот, который делаешь ты.

– Даже если я выберу кого-то убить? – в шутку спросила Ингрид.

– Если тебя устраивает стать убийцей, – совершенно серьёзно ответила Феодора Анисия.

– Ах да, если не знаешь, что выбрать, предвидь последствия… – подытожила девочка.

– Да, это мудро.

– Мне кажется, что любому миру лучше без меня, – вернулась Ингрид к прежнему разговору.

– Это ложь. Ингрид, я не знаю, кто это тебе внушил. Но тот человек был категорически не прав.

– А что бы вы делали в такой ситуации, как у меня? Признались бы в любви?

Феодора Анисия задумалась. У неё ведь никогда не было проблем с поклонниками, а Кирилл Антоний молился почти пять лет, чтобы она не вышла замуж за другого, пока он вступит в возраст большого совершеннолетия. Лишь тогда, как ему исполнился двадцать один год, он смог взять её, девятнадцатилетнюю, замуж. Поразмыслив, она ответила:

– Наверное, да. Пошла бы сама признаваться в любви…

Ингрид опять вздохнула: она чувствовала, что эта история не кончится ничем хорошим, но желание быть принятой пересиливало.

Девочка так была поглощена грядущим признанием, что отвечала на письма Нафана с большой неохотой. То обещание казалось досадным недоразумением, которое надо скорее исполнить и забыть, как неприятный сон.

В субботу Ингрид отпросилась у Феодоры Анисии на землю на час, чтобы повидаться с Антоном Павловичем. Вдвоём они пошли в дальнюю беседку сада, где сели с рукоделием. Оттуда Ингрид и перешла на землю, а госпожа осталась её ждать. Девочка слилась с копией и оказалась как раз на уроке, но мысли о предмете никак не шли в голову. Весна ударила в голову так, что ни на химии, ни на воспоминаниях копии она сосредоточиться не могла. Ингрид беспомощно смотрела на учителя. Какая была тема занятия? Разве её это интересовало? Мечтательные глаза были так красноречивы, что Ленка со всей дури пихнула её ручкой в бедро, угодив в какое-то особенно чувствительное место. От места тычка боль стрельнула в живот.

– А-а-аййй, – громко протянула Ингрид.

– КамнинА! – окрикнул её учитель.

– Антон Павлович, Ленка меня ручкой ткнула, – попыталась оправдаться Ингрид, и в голосе мелькнули жалобные нотки.

– Не «Ленка», а «Лена», это во-первых, – ответил он, подходя к их парте. – А во-вторых, Камнина, меня уже достали эти твои выходки.

Тортов начал повышать голос, чего раньше ещё никогда не делал. Конечно его, как учителя молодого, вся школота испытывала на прочность, над ним подшучивали, передразнивали, ему дерзили и довольно грубо или нагло отвечали, рисовали шаржи и карикатуры (весьма непристойного содержания), но Ингрид никогда так не поступала. Хотя, возможно, он как раз считал, что все слова девочки (пропитанные духом Междумирья) – вызов его достоинству, а сама Ингрид – стержень его проблем. Каким чутьём он выбрал именно её, непонятно, но из всех людей в школе только она одна была абсолютно беззащитна перед ним. Учитель навис над ней, встав вплотную к парте.

– МЕНЯ ДОСТАЛИ УЖЕ ВСЕ ТВОИ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВА! – заорал он на неё. – ТЫ КОНЧЕНОЕ ХАМЛО И ВЕЧНО СРЫВАЕШЬ МОИ УРОКИ!..

Он вышел из себя и кричал так, что притихли даже на задних партах. Антон Павлович выложил всё как на духу, совершенно не стесняясь в выражениях. Брелок «мирный атом» он сжал в своих пальцах так, что погнул одно из колец.

Крик звенел в ушах Ингрид, она уже не слышала, что конкретно он говорил. Конечно, все эти обвинения были страшной неправдой. Антон Павлович прилюдно, на глазах у всего класса, без веской причины оболгал её. Ингрид надеялась, что учитель вот-вот замолчит, но он продолжал. Его несло всё дальше и больше, он давно перегнул палку. Тут Ингрид перемкнуло: она на медленном вдохе встала, сделала тактический полушаг назад и с невиданной для неё самой скоростью и силой влепила учителю увесистую пощёчину.

Антон Павлович влетел в первую парту среднего ряда. Грохот от удара заставил Ингрид очнуться от вскипевшего в ней гнева. «Мирный атом» вылетел из разжатой руки учителя и запрыгал по полу, звякая дешёвым пластиком. Ингрид только сейчас поняла, что она сделала, но не подала виду, глаза её ещё сверкали. ноги, как водится, свело от страха.

Прозвенел звонок, и все одноклассники, обходя их двоих стороной, как мыши беззвучно выскользнули из класса. Обстановка для признания в любви была самой неподходящей. Ингрид выдохнула, гнев куда-то испарился, хотя сердце ещё истово клокотало в груди. Она начала ужасно нервничать, но сдерживала себя, дрожащими руками собрала учебные вещи в школьную сумку и вышла на подкошенных ногах из класса, по дороге наступив на брелок. Под её ногой он хрустнул, учитель остался в кабинете один.