Мир, в котором меня ждут. Ингрид

В среду на имя Ингрид в поместье пришло письмо от Нафана. Он был крайне возмущён и расстроен тем, что Ингрид уехала к тётушке, не попрощавшись с ним и нарушив все его планы. Нафан специально ради Ингрид остался во Дворце, не поехал домой ранним утром и лишь днём узнал, что она исчезла, никому ничего не сказав. Он с трудом отыскал её следы, чтобы отослать это письмо. Конечно, Ингрид было стыдно, она ведь действительно уехала быстро, пока Нафан ещё спал, и даже не оставила ему никакой весточки. Однако девочка не позволила совести грызть себя слишком сильно: с Нафаном она общалась около трёх месяцев каждый день, а после размолвки с Хельгой и Артемидой вообще почти с ним не расставалась, а вот Феодору Анисию не видела уже давно.

Ингрид рассказала княгине Лунапонтиды, что подвела друга своим отъездом. Княгиня дала дельный совет, и она ему незамедлительно последовала: написала ответное письмо, в котором искренне просила прощения за поспешность и непредусмотрительность и сообщала, что может приехать на день раньше, чтобы искупить вину. Нафан ответил, что приезжать не стоит, но очень рассчитывает на обещанное не позже 30 апреля. Ингрид не сразу вспомнила, что речь идёт о заходе на землю. Такая настойчивость уже начала гложить девочку, поэтому она себе чётко пообещала, что это будет последний раз и больше она никого на землю не поведёт – с неё хватит приключений. В конце концов, Нафана можно будет сводить в Эрмитаж! С помощью портала можно переместиться прямо в сам музей. Эх, жаль, что эта блестящая идея не пришла в голову Ингрид, когда она пригласила Хельгу и Артемиду… Но прошлое вернуть нельзя. Почтовые соколы-сапсаны, которые носили здесь письма на большие расстояния, едва успевали гонять из одного княжества в другое.

Пока бурная переписка лежала на конторках, Ингрид с удовольствием гуляла по княжескому саду, любуясь всей красотой южной весны. Ещё никогда ей не было так хорошо. В какой-то момент проницательная Феодора Лунапонтида спросила её:

– Ингрид, ты так сторонишься моих сыновей… Надеюсь, тебя никто не обидел?

– Нет, что вы, они у вас прекрасные. Наоборот, ваши сыновья очень учтивы со мной.

– Ты часто вздыхаешь, глядя на такую красивую весну. Неужели в твоём сердце уже кто-то поселился?

Ингрид снова тяжело вздохнула, хотя ей было приятно, что кто-то заговорил о мучившем её.

– Да, есть такой.

– Он из Междумирья?

– Нет, в том-то и дело.

– И кто это, если не секрет?

Ингрид опять вздохнула, потому что положение было хуже некуда.

– Он с земли. И он старше меня. Он совсем не мой сверстник. И вообще, он наш школьный учитель.

– Ох, девочка… Ты совсем себя извела. И тебе не с кем поделиться этим?

– Если только вам могу рассказать…

– И что же происходит на земле?

– Я попросила, чтобы Георг Меркурий дал мне один урок в Ликее, чтобы я могла переходить на землю на урок химии. Это наш учитель химии… – рассказывала Ингрид и чувствовала, как ей горько становится на душе, а слёзы, которым всегда было не место на её лице, комком застряли в горле.

– И только так вы можете видеться?

– Да, только так. Как назло, здесь я пропускаю урок геометрии, а Уранос Пифагор меня не любит, каждый раз напоминает мне о том, где моё место. Я и так знаю, что я никто и звать меня никак, но зачем он мне постоянно говорит об этом?

Феодора Лунапонтида вспыхнула, поджала губы и её лицо сделалось серьёзным. Княгиня сказала громко и твёрдо:

– Запомни, Ингрид, ты – не никто! Ты – Ингрид! А Ингрид – это ты! – она строго посмотрела на неё и добавила: – И что же там, на земле? Ваши встречи приносят ли радость?

– Да какое там… Сплошная мука… У меня сердце болит каждый раз, а там… там… В общем, я же люблю алхимию, которую ведёт Николас Трисмегист. И алхимия намного больше мне нравится, чем химия на земле. Но они отличаются ведь. Но я зачем-то сказала на уроках то, что мы проходим здесь, в Ликее, и там надо мной начали смеяться. А ведь в школе всё не так, как в Ликее. Совсем не так… Если учитель считает одно, а ученик – другое, они не могут договориться. Самое забавное вот, – переключилась девочка, – что Сферион, хоть и ругает землю последними словами, а сам больше всех делает Ликею похожей на школу земли. Со своей несправедливостью и предвзятостью.

Феодора Лунапонтида внимательно слушала Ингрид.

– Значит, взаимность невозможна?

– И этого не знаю. Мне совсем неинтересно с мальчиками моего возраста. В смысле, на земле. Они скучные, в них ничего нет. В Междумирье мальчики, конечно, намного лучше. Ваши сыновья – тому пример. А учитель химии… Я не знаю, что со мной произошло и на что я надеюсь.

– Он красивый?

– Над ним ржут. В смысле, смеются. Весь класс за его спиной хихикает, шутит непристойности, на уроках все ведут себя отвратно, потому что он молод и не умеет строить класс. Мне очень обидно за него, а он… он совсем не понимает этого. Я пытаюсь его защищать, единственная в классе, но ему то ли всё равно, то ли… я не знаю что.

– Ты не пыталась ему об этом сказать?

– О чём?

– О своих чувствах.