Девочки сели в лодку в поздний час. С ними в путь отправилось не менее двадцати человек. В ночной мгле по воде скользили пасхальные лодки с фонарями на носах, мерно раздавался плеск волн, вёсла синхронно мелькали в воде. Слаженно в почти полной темноте работали случайно собранные команды из самых разных учеников как Ликеи, так и Академии.
Вереница огоньков двигалась на остров. В первой лодке громко запели праздничный гимн на греческом языке, который Ингрид, как водится, не успела выучить. Все пели – кто тихо, кто громко, кто низко, кто высоко, но пение это сливалось в уверенное и стройное звучание, которое нельзя было заглушить. Лодки, обойдя остров кругом, причалили в обычном месте, и теперь каждый поднимался со своей маленькой закрытой лампадой, зажжённой от носового фонаря. Фигуры с огоньками поднимались и пели, людей становилось всё больше и больше, они медленно проходили в Храм. На хоры поднимались певчие, в центре Храма останавливались аколуфы – юноши и девушки с ордена философов, прошедшие специальное посвящение на службу в Храме. Через всех собравшихся торжественно шествовал пар Диакирин в потрясающем одеянии, которое светилось мягким туманным светом. За ним шла Великая Княгиня в прекрасном белом платье. Всё хранило в себе таинственность этой ночи. Раздались удары колокола, этот звук каким-то чудесным образом совпал с позвякиванием кадил, и постепенно торжественный трезвон заполнил всё пространство. Огоньки в лампадах разом вспыхнули сильнее, пар Диакирин громко воскликнул:
– Χριστος Ανεστη!
– Αληθώς Ανεστη! – ответил ему тысячный хор голосов.
Он произносил это раз за разом, и каждый раз ему радостно кричали в ответ. Откуда в таком маленьком и уставшем старике было столько силы и мощи, Ингрид не понимала. Девочка оказалась впервые на Таинстве ночи Воскресения.
Хоры пели гимны в честь Пасхи один за другим, каждый гимн сопровождался громким приветствием. Пар Диакирин громко читал Евангелие дня, и снова пел хор. Лишь после праздничной молитвы, которая продолжалась больше часа, все пошли обратно в лодки, где снова пели, и радовались, и поздравляли друг друга, торопясь к праздничным столам.
Во Дворце развернулись праздничные действа с пением и танцами, столы ломились от угощений. Одно печалило Ингрид: она по-прежнему не могла подойти к Хельге и Артемиде. Праздник не дошёл даже до середины, а девочка уже уползла спать. Перед сном она решила, что утром первым делом направится к Хельге и Артемиде, чтобы объясниться и помириться.
Когда Ингрид проснулась, солнце стояло уже высоко. Она бессмысленно бродила по пустым гостиным общежития: казалось, что все ещё спят.
Потом набралась смелости, пошла прямиком к комнатам подруг и постучала в одну. Ей не ответили. Она подождала и постучала ещё. Решив, что Хельга спит, Ингрид постучала в дверь Артемиды. Но и тут ответа не последовало. Она ходила от двери до двери, стучала, ждала, но безрезультатно.
– Ингрид, кого ты ждёшь? – раздался голос за её спиной. Это была Агда, сестра Улава.
– Я жду Хельгу и Артемиду.
– Так они уже уехали. Сегодня рано утром. Первым поездом.
– Пасхальные каникулы короче рождественских, всего десять дней. Я думала, ты поедешь с ними.
– Ясно… – рассеянно сказала Ингрид.
– Я и Улав тоже скоро поедем.
– Я совсем забыла о каникулах, и что надо домой, – ответила Ингрид, тяжко вздохнув.
Девочка вернулась в свою комнату.
23. Невесёлая Пасха
Едва Ингрид уселась за столом, чтобы написать сообщение опекуну, как от него прилетела бумажная пташка: Феодора Анисия будет счастлива принять её к себе на время пасхальных каникул. Ингрид чрезвычайно обрадовалась, написала скорый ответ и наспех собралась в дорогу. Уже через полчаса она стояла у дверей личных комнат опекуна в своём путевом платье с неизменным саквояжем. К дверям подошел ещё один молодой человек, академист и, судя по форменному значку, философ. Ингрид украдкой посмотрела на него: почему это он тут тоже остановился? Юноша явно собирался в путь: дорожный плащ и саквояж говорили об этом. Тут дверь открылась, из-за неё вышел Георг Меркурий.
– Χριστος ανεστη! – сказал он.
– Αληθώς ανεστη, θείε Γεώργιε, – быстро ответил философос.
Ингрид успешно выучила на греческом одну фразу:
– Алифос анести! – сказала она.
– Все в сборе, это прекрасно. Ваш поезд буквально через час, вам следует поторопиться. Поручаю барышню тебе, – сказал Георг Меркурий, обратившись к философу, и потом повернулся к Ингрид: – вам хорошо отпраздновать в тёплом кругу.
До Ингрид кое-что начало доходить.
– Вы – Иоанн из Лунапонтиды?
– Так точно, – ответил он. – А вы – Ингрид?
– Она, то есть я самая, – смущённо сказала она.
Точно, Иоанн – средний сын Феодоры Анисии. Ингрид пыталась вспомнить, что ей рассказывала госпожа о нём, но вспомнила только одно: он развалил дворцовый арсенал три года назад. «Так интеллигентно выглядит, – подумала Ингрид, – ему больше бы подошло происшествие с лавандовыми сорочками».