Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Уже близился конец декабря, Ингрид появлялась на земле всего два-четыре раза в неделю. Ради двух уроков химии с Антоном Павловичем и ради пары вечеров с мамой на кухне. К своей горечи, Ингрид понимала всё яснее, что рассказывать маме о Междумирье нельзя, иначе та лично отвезёт её в психиатрическую лечебницу. А больше говорить было не о чем. Воспоминания, которые Ингрид получала от копии, были скудны и терялись на фоне её реальной жизни. Да и вообще не хотелось тратить никаких сил, чтобы жить ими. Уроки химии запоминались лучше всего, но тоже вызывали противоречивые чувства. Антон Павлович превозносил будущее с высокими технологиями настолько, что с насмешкой высказывался о других науках, особенно гуманитарных. При этом сам он был весьма неопрятен, волосы лоснились сальными прядями, элементы одежды почти не сочетались между собой: джинсы в стиле «и в пир, и мир, и в добры люди» с твидовым пиджачком, жилет в полоску на фланелевой клетчатой рубашке. Ингрид страдала как художник, глядя на него. Хотя она была уверена, что именно за такой неказистой внешностью и должны прятаться сердечное благородство, мудрость и простота ума, какие были у Николаса Трисмегиста.

Один раз Ингрид сцепилась с Антоном Павловичем в споре на тему серы и ртути, но тут же пожалела. Его высшее образование стало его же собственными шорами. Учитель упрямо не выходил за рамки того, что знал сам, возводя своё знание в абсолют, не допуская и мысли, что можно на вещи смотреть иначе. Ингрид уже несколько раз пыталась немного расширить его представления о химических элементах, подобно Николасу Трисмегисту на уроках алхимии, однако ей не хватило ни опыта спора, ни настойчивости, ни уверенности, ни авторитета. В конце концов она поймала Антона Павловича на логической ошибке, как учил ликеистов Севастиан Эйлер на своих уроках. Учитель химии даже позволил Ингрид нарисовать на доске логическое доказательство, но над ней уже смеялся весь класс, а Тортов так и вовсе съязвил, глядя на испещрённую мелом доску:

– Женская логика. – И класс торжествующе загоготал.

Ингрид с досадой протянула руку, чтоб положить мелок в жёлоб доски, но от волнения промахнулась, мел полетел вниз и разбился. Класс просто рыдал от смеха. Химик выразил снисхождение к ней «с высоты своих лет» и отправил на место.

– Ладно, не буду я тебе ставить за это оценку, – пытаясь отдышаться после смеха, сказал он. – А за хорошее настроение так и вовсе спасибо.

Сначала Ингрид закипела от возмущения: её унижали как ученицу, как девочку, задевали самые нежные чувства. Однако от нахлынувшего на сердце чувства первой любви стояла совершенно безоружная и просто позволяла ему издеваться над собой.

– Не, ну ты натурально ведьма, Гирьк, – сказала красная от хохота Ленка на перемене.

Веселое вздёрнутое лицо Ленки вообще выводило Ингрид из себя, но она не подавала виду. Ингрид считала, что такое легкомыслие и отсутствие думалки в голове не приведут её ни к чему хорошему. Но говорить это Ленке было нельзя. Один раз, ещё в прошлом учебном году, Ингрид очень аккуратно сказала, что чёрная подводка не очень хорошо подходит её глазам (и, по правде говоря, их размер на круглом лице становился совсем уж поросячьим), так Ленка в ярости оттаскала её за волосы. Потом припоминала ещё недели две каждый день, при каждом удобном случае отыскивая недостатки в самой Ингрид, чтобы высмеять их. Девочка давно привыкла к Ленке, деваться от неё было некуда. Карина же общалась с Ингрид только по случаю болезни Ленки, а когда все были живы и здоровы, делала вид, что не замечает её.

Поэтому Ингрид старалась не появляться на земле без лишней надобности, но и за это приходилось платить: все неприятности, которые не случались с копией за неделю, происходили с самой Ингрид, когда она возвращалась на землю. Но ради встреч с Антоном Павловичем она терпела. В Междумирье Ингрид обратилась к Георгу Меркурию, попросив его выделить пару часов в неделю в середине учебного дня, чтобы перемещаться на землю под прикрытием. В итоге по субботам она не ходила на плавание из-за частых простуд, а в четверг пропускала ботанику, занимаясь с преподавателем и Артемидой отдельно.

Артемида и Хельга прикрывали Ингрид в другие дни. В Ликее она галопом сокращала разрыв в успеваемости. Там, в отличие от земной школы, учиться было легко и интересно, несмотря на то, что материал был намного сложнее и требовал умственных усилий. Впрочем, вероятнее всего, Ингрид училась хорошо не вопреки, а благодаря этому условию.