Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом

В конце коридора умывальная комната, на третьем этаже — для женщин, на втором — для мужчин. Васко, а у вас душ работает? Нет, я мылся над раковиной. Туда из крана поступает чистая итальянская вода. Только холодная. А Яне надо срочно устроить постирушку, у нее целый пакет грязных вещей. Ей противно, потому что не осталось сменного белья. В комнате никого нет. Она подходит к раковине, на которой лежит затычка. Простое мыло, кирпичик, размером как раз с ее ладонь, она берет с соседней раковины. Она наливает воду, сует туда белье, намыливает. Кто-то входит в комнату и у нее за спиной направляется к последней раковине в ряду, той, что ближе всех к окну. Яна и другая женщина узнают друг друга. Это одна из тех странных трех дам. Это новенькая, у которой симпатичный малыш. Что, решила постираться? Пора уже, я с самого дома не… С самого дома? Это, девочка, когда-то было твоим домом, теперь нет, ясно, да ты не вешай нос и вообще не кисни, ясно, белье надо везде стирать, ясно. Но как я гляну в твою раковину… Готова биться об заклад, ты только о том и мечтаешь, как бы купить что-нибудь хорошенькое. Такие шмотки, которые у тебя плавают в раковине, мы уже давно торжественно сожгли. Она поставила в раковину левую ногу. Ловко это она, подумала Яна. Вся нога в черной щетине. Женщина набирает воды и поливает свою ногу, от колена книзу. Ты себе даже не представляешь, какой здесь выбор. Здесь, наверно, женщинам легче захомутать мужчину, ясно? Она ищет глазами мыло. Подай-ка. Яна приносит мыло. Женщина берет и, не сказав ни слова, снова занимается своей ногой. Она долго трет мыло между ладонями ради скудной пены, которую тут же растирает по ноге. Из кармана своей сорочки она извлекает бритву, приставляет ее к щиколотке и ведет от косточки кверху. Яна трет панталоны, а сама украдкой на нее поглядывает. Не думай, что мне это доставляет удовольствие, но здешние мужики только этого от тебя и ждут, не то у тебя просто не будет никаких шансов. Ты не будешь котироваться. Как котироваться? — с удивлением переспрашивает Яна. Значит, котируются женщины с бритыми ногами? Она полощет белье до тех пор, пока не исчезают последние мыльные пузыри. Я всякий раз обязательно обрежусь. Верно, без этого нельзя. Верно, так и положено. Красная капля стекает вниз по голени. Да что с тобой? Нет, я… я… не стану бриться. Просто ты счастливая, у тебя волоски растут там, где им и положено. Яна выжимает белье. Где вешать? Так, одна половина готова. Где его можно повесить? Я свое вешаю на оконной решетке, в комнате. В углу лежат тряпки. Можешь для начала немножко подтереть пол. А если что повесишь во дворе, все сразу исчезнет. Тут слишком многие нечисты на руку. Хоть цыганцы, хоть арабцы. Особенно арабцы, они прямо взрываются, когда увидят что-нибудь эдакое. Их там до того держат в узде, что они даже от социалистических трусиков сатанеют. Ну, привет. До скорого.

Ой, как щекотно. Да не шепчи ты, он уже заснул. Я еще громче заговорю, если ты и дальше будешь меня щекотать. Где мадам желает, чтоб ее трогали, с тех пор как она проживает на Западе? Ах, ах, там же, где и на Востоке? Без перемен? Здесь? Не здесь? Тогда, может, здесь? И здесь тоже нет? Перестань, Васко. Скажи лучше, что тебе тоже щекотно, это было бы что-то совсем новенькое. Нет, это меня возбуждает, а малыш только что уснул. Ну и что? Мы к этому привыкли с тех пор, как он есть на свете, а тому уже несколько лет. И мы еще не отпраздновали с тобой нашу свободу. Давай еще немножко погодим. Ну, больше чем уснуть он все равно не может. Гм-гм, до чего ж ты у меня стала вкусная. Спагетти явно пошли тебе на пользу. У твоей кожи был какой-то другой вкус, когда мы сидели на бобовой диете. Не скажу, что тогда она была невкусная, но я голосую обеими руками за спагетти. И мой язык тоже «за». А уж ту-ут, думаю, это станет для меня на будущее самым лакомым местечком… А-ах, оба моих дружка, ну вот вы и на Западе, теперь у вас полная свобода передвижения…