– Только совершенно темный человек поддерживал бы такое, вы так не думаете? Способы нашего мышления и поведения должны радикально измениться, поскольку человека никогда не удовлетворят одни лишь политические меры, сиюминутное проходит быстро. Без понимания сиюминутного по отношению к безвременному сиюминутное теряет смысл. Человек не живет исключительно в сиюминутном; он не живет в вечном настоящем, и именно потому, что надеется, планирует, строит замыслы относительно становления, преуспевания, он создает несчастье. Вы строите планы ради сиюминутного, временного устройства, насколько бы оно вас ни удовлетворяло, но разве этого достаточно? Разве человеку не следует искать, применять высшую разумность, чтобы выйти за пределы сиюминутного? Это не означает отрицания сиюминутного. Напротив, оно обретает смысл только в связи с чем-то большим по сравнению с ним. Само по себе оно мало что значит.
– Хлеб слишком много значит для голодающего человека, без него вас не будет.
– Значит, дело в том, что хлеб – первая необходимость, а все остальное следует за ним. Проблема в том, что вы не революционер; в вас нет мятежа. Будь он у вас, вы бы поняли.
– Мы хотим незамедлительных действий, и на данный момент политическая, экономическая деятельность – настоятельная необходимость. В эту деятельность человек должен вложить всю свою энергию и мысль.
– Вы превращаете политику в новую религию, не правда ли? Но, поскольку сама по себе она не является целью, вы навлекаете еще большие беды. Политическая деятельность и экономические меры, конечно, собирают внимание, но в ложном направлении.
– Что вы хотите, чтобы мы делали? Чтобы позволили эксплуатации и притеснениям продолжаться и дать им отступить в темные глубины нашего сознания? Или чтобы мы стали йогами? Вы ведь не предлагаете бездействовать, не так ли? Вы хотите сказать, что политические и экономические меры недостаточны?
– Да, в каком-то смысле, и даже больше того. Когда весь ум и деятельность подчинены сиюминутному, когда власть, получаемая с помощью политических и экономических приемов, становится целью, когда хлеб и имущество становятся самым важным, когда счастья ищут в материальных ценностях, что будет в итоге? Еще большая незащищенность, еще большее несчастье, еще более страшные катастрофы: войны, революции, кризисы и тому подобное. Вы хотите избежать этого, однако, придавая значение сиюминутному, лишь прокладываете путь для новых бед. Сводя свою мысль к общественным и политическим мерам, сколь бы ни были они хорошими, не отодвигаете ли вы на второй план нечто куда более значительное – то, чем жив человек? Если мы это обнаружим и утвердим, наши человеческие взаимоотношения, политические и социальные, более не будут конфликтными и антагонистическими.
– Это политическая и индустриальная эпоха; верховодят политик, социальный технолог и экономист, и люди их поддерживают. Это их мир, и сейчас в нем нет места для идей вроде ваших.
– То, что у власти политики и экономисты, и то, что над людьми они взяли лидерство, является гарантией новых войн и катастроф. Вы этого добиваетесь?
– Конечно, нет, но что человек должен делать? По вашим словам, индустриализация может вести к дальнейшим войнам, но без нее мы навсегда останемся бедными.
– Смерть из-за машин или бедности. Но разве не существует иного подхода? Жить в этом мире, не будучи суетным? Отвести индустрии положенное ей место и не позволить ей узурпировать высшую роль? Этого можно достичь только тогда, когда подлинное ищут не в том, что создано руками или умом человека. Пока политики и экономисты будут оставаться лидерами и учителями людей – посредством церквей, рекламы, посредством всех видов пропаганды, – катастрофа будет следовать за катастрофой, несчастье за несчастьем. Ответ содержится не в сиюминутном, а в вечном настоящем.
– Нас беспокоит выживание, и мы можем выжить только тогда, когда угнетатель и эксплуататор будут устранены, и революция, имеющая план, – решительное средство избавления от них.
– Это не революция, если она сама озабочена сиюминутным. Такой подход лишь множит всевозможные группы эксплуататоров и притеснителей, но мы снова говорим без понимания. Если вы сможете отказаться от религии силы и крови с ее догмами и убеждениями, вы найдете надежное решение проблемы человеческого страдания, в противном случае вы будете заниматься манипуляциями в мире конфликта и мучений.
– Вы имеете в виду, что мы должны любить и прочее в этом роде? Боюсь, это непрактично. Это никогда не имело успеха и никогда не будет его иметь в этом суровом и безжалостном мире. Покоя можно добиться только с помощью силы, поскольку мы – дикие животные.
– В этом-то и дело. Вы хотите утвердить мир с помощью насилия. Как же это абсурдно! Любовь и доброжелательность – это не просто сантименты; их пути просты и ведут на удивление далеко, но хитроумному интеллекту понять это, видимо, не под силу. Интеллект требует цену – кровь, власть, возмездие, а любовь – нет.
86
Образованная раковина нашей обусловленности