Миракулум 1 (СИ)

  И вдруг Аверс впервые засмеялся. Негромко, себе в кулак:

  - Старик и Крыса.

  - Я серьезно. Кто еще встречал Змеиного Алхимика как человека, жил в сотворенном доме, говорил с ним, как с простым охотником? Кто видел его истинное имя, горящее на груди?

  - Ты будешь рассказывать об этом?

  - Нет... быть может, только Соммниансу. Странно, что он нас двоих не ужалил, Миракулум.

  - Ты не знала? Алхимик никогда не заражал своей чумой женщин. Все избранники его поиска истины только мужчины.

  - Неужели среди нашего рода нет достойных?

  - Спросим, как встретим снова.

  - А что там, Аверс? Ты видел что-нибудь, знаешь где был?

  - Нет. Но... я стал яснее видеть самого себя и быть честнее в мыслях. Ничего не ушло, ничего не прибавилось. Только чувство, что у зеркала, запыленного многими годами, вдруг протерли поверхность. Мысли, о которых я не мог думать из-за страха или безнадежности, теперь вот не дают мне покоя. После уверенности, что не проснусь от чумы, и жизнь моя кончена сейчас, у меня есть убежденность, что будущее действительно есть. Как ты и сказала однажды.

  - Мне жаль, что те рисунки из Неука так и остались там.

  - Это не важно. Дай мне свою руку, Рыс.

  - Зачем?

  - Хочу пожать ее в знак благодарности твоим словам.

  Я протянула ладонь, но после короткого пожатия, оружейник вдруг накрыл ее второй рукой и не отпустил меня. По спине прокатилось тепло, словно ее коснулся солнечный луч.

  - Ты храбрая и сильная девушка.

  В недоумении взглянув на Аверса, хотела возразить, но он не дал себя перебить:

  - Ты умна, образованна и благородна. Не говори обратного, я знаю. Ты тот клинок, что вобрал в себя много сплавов, и выкован, как многие другие. Но только в бою можно узнать его прочность, в огне узнать стойкость, и в блике на грани всю красоту. Я уверен, что ты, как многие на Побережье, видела истинное лицо войны. Ты пережила что-то ужасное, но сохранила свет в глазах, с которым смотришь на все вокруг. Прав был Рихтер, сказав, что в тебе будто существует богиня жизни. Пусть тебе кажется, что ты нигде и никак не проявила себя, чтобы принять мои слова на веру. Но я говорю, как есть. Как вижу.

  Зачем он все это говорил, про кого? Мне хотелось верить его словам, и я бы согласилась, если бы поняла - отчего он никак не отпустит мою руку, и почему мне так горячо от волнения?

  - Похвала смущает меня, Аверс, - призналась я.

  - Жаль, что я не знал тебя близко еще в Неуке. Но мне не нужны были люди и любое человеческое общение, кроме необходимого. Только мое дело имело значение. Теперь же я благодарен судьбе за то, что комендант отправил нас в это путешествие и...

  Оружейник замолк, еще раз сжал руку и, улыбнувшись одними уголками губ, отпустил меня. Стало легче, но ощущение солнечного тепла тоже исчезло.

  - Ты измотана, Рыс. Отдохни, выспись. А я пока соберу дров в запас. Скоро пойдет путь вне леса.

  Глава одиннадцатая

  Как странна память. Мы шли в снегопад, вели нагруженную лошадь, и не разговаривали, каждый думая о своем. Аверс хмурился, кусал ус, а я, наоборот, вдруг предалась мечтам: как о нас действительно сложат сказку, и как во всяких историях, мы превратимся в рыцаря и принцессу, или в пилигрима и цыганку... и вдруг в моей голове возникли строки баллады, которую я никогда не знала на своем языке, я помнила ее наизусть на языке цаттов. И так хорошо она мне вспомнилась, что на миг я запуталась - какой же из языков мне родной?

  Не говори мне "Я тебя люблю",

  Иначе стану я бояться смерти,

  У высших сил я попрошу, поверьте,

  Продлить мне жизнь безумную мою.

  Зачем ты перед самой лютой битвой

  Вдруг дал мне счастья и надежды миг,

  На моем сердце отразился лик

  Любви потерянной и навсегда забытой.

  А раньше безнадежность столько силы

  Внушала мне, что нечего терять,

  Когда одна - не страшно умирать,

  Холодная душа - душа могилы.

  Молчи... молчи... иначе я навеки

  Вдруг беззащитной, нежной стану вновь,

  Так на руинах расцвела любовь,

  И растворилась счастьем в человеке.

  Так пела свою песню Дева Войны, которая утратила всю свою женственность, став одна на защиту родных земель и превратившись в каменную сокрушительницу. Пока вдруг не появился поэт, полюбивший ее и пожелавший разбить каменную оболочку. И в тот миг, как она верит его словам, она становится обыкновенной женщиной, хрупкой и любящей, и у них есть день счастья, после которого оба гибнут от рук человека, имя которому Зависть.

  Мы прошли день, ночевали у русла. Снега прибавлялось, мороз чувствовался сильнее, и нам пришлось замедлить ход от ветра. Продвигаться было тем труднее, что мы пробирались уже в занесенной снегом пустоши. Она была завалена камнями от небольших, до огромных валунов, высотой с человеческий рост и неизмеримым обхватом. Как только мы с рассветом вышли к заметенной снегом бескрайности, серо-белые массы уже обрисовывались на фоне неба. А тени от круглых и осколочных камней длинно распластались на сугробах. Когда с середины дня снова повалил снег, Аверс сказал, что это хорошо - кто бы ни объявился случайно в этих же местах, следов он не увидит, и ветер пропал.