Миракулум 2

- Не могу, - он тронул его за плечо и наклонился к самому уху, - ты сам расплачиваешься за то, что кто-то любит подглядывать в чужие жизни. Разве я приказывал тебе тогда? Разве я просил тебя о чем-то?

- Просил! - Неожиданно гневно крикнул Сомрак. - Он сам просил! А я, дурак, слушал! Как только она сегодня уйдет из этой лавки, я отрублю себе руки!

- Тогда любым из моих кинжалов я немедля проткну себе сердце...

Тавиар пришил его своим каменным голосом к месту. И Сомрак не сомневался, что тот так и поступит. Поступит, даже если он просто откажется отправлять Эску в прошлое, даже если попытается только отказать в этом.

- Ты не человек... Ты сведешь меня в могилу.

- Нет, ты не умрешь. Потому что еще надеешься...

Глава десятая

Аверс кинулся в комнату дочери, но та оказалась пуста. Приди опасность в иной момент, и он и я смогли бы найти миг для разумной мысли - хоть что-то взять из оружия, но оба еще не отрезвели друг от друга. Оружейник слетел вниз по лестнице с голыми руками, и я вслед за ним, еще более глупо безоружная.

Во дворе был шум и свет огня. Но это не пожар занимался, потому что гиканье и злые крики, разрушившие тишину, оповещали о налете. О штурме и жалком сопротивлении на дворе. Аверс слепо бросился на человека, успевшего с пинком ввалиться в дверь, и едва не получил сразу удар кистенем. Увернулся, ударил сам - кулаком и под челюсть, лишив налетчика равновесия и оглушив на миг болью.

Увы, я тоже ослепла, и от страха за Аверса, с шальной мыслью - как же ему помочь, пропустила внезапную опасность со спины. Дух вышибло от тяжелого тычка между лопаток. Неизмеримо большая сила по касательной ударила по затылку, и пол, развернувшись в пространстве, с силой налетел на меня. Звон в голове, перебитое дыхание, и один сплошной шум - я долгое время не могла ничего ни видеть, ни слышать, чтобы понять - где я, где все, и куда мне рвануться ради шанса спасти любимых людей...

Хохот прорвался первым. Довольный, гортанный, как рык зверя, ухватившего добычу.

- Вот удача так удача! И звезды сошлись! Ты баловень богов, Корк, что предложил захватить придорожную ночлежку! И еда, и девки, и цель настигнута!

Голос произнес это дальше, а тот, что рядом со мной, откликнулся:

- Мне будет награда, Красдем? Хочу выбрать самую сладкую!

- Самая сладкая мне! - Гогот мужчины и тонкий взвизг девушки. - Хочешь, бери после, а нет, так выбирай из оставшихся!

Я подняла голову, приподнимаясь на локтях, и мне тут же помогли, ухватив за волосы и рывком поставив на ноги.

- Дамы без юбок, видать постоялицы, а не служанки. Ваше счастье, ряженые, что длинные волосы вас спасли! А то бы изломали хрупкие косточки кистенем, и выбора бы совсем не стало.

Витту держал один, - за руки, перекрученные за спину, и также за волосы. А второй разглядывал, и, словно товар, щупал - проводя ладонью по нежному лицу и нагло - по шее и груди. Девушка зарычала, как смогла грозно и глухо, грязно обругала налетчика, и я ужаснулась. Все во мне полыхнуло старой душевной и телесной раной - давнего пережитого насилия, когда я сама была молода и попала в руки голодным мужчинам. Только не это! Только не Витта! Ужас от незнания, что с Соммом и Аверсом оттеснился так молниеносно, что я даже не почувствовала - меня саму держали и лапали, отпустив голову, и занырнув рукой в вырез рубашки.

- Лучше жирная кухарка или даже кобыла, чем тискать эту сухую доску! Красдем, оставь мне хоть на глоток свою красавицу!

Я закипала он ненависти и ярости, смотря, как распаляется этот Красдем от сопротивления Витты и ее готовности драться, а не покориться. Плевать, что сделают со мной. Меня уже не переломят надругательства и побои, но Витта! Нет! Нет!!!

Я выдавила из себя глухие звуки, но мне только показалось, что они облеклись в слова. Отчаянье вспыхнуло во мне, породив призыв о помощи, и я вновь повторила нечто, что собственный слух воспринял как зловещее гортанное кипение... на неведомом языке, из самой глубины сердца!

- Что?

Я выдохнула понятное и четкое:

- Ты не посмеешь тронуть ее...

В комнате - с лавками и столами, самой большой на весь постоялый двор, - были шестеро. Трое мужчин, я и Витта, да хозяин с разбитым в кровь лицом, зажатый в углу. И все смолкли. Возгласы предвкушения налетчиков, всхлип побитого, яростное мычание девушки, которой зажали рот, чтобы не поносила грязными словами.

Красдем обернулся. Огненно-рыжий, как костер, рябой от веснушек, рослый и широкий - он весь излучал силу особого рода. Мощь тела сама по себе не играла столь значимой роли в могуществе человека, как мощь характера. Этот был самым бешеным и умным. Как подобает разбойнику и преступнику, способному держать в подчинении себе подобных. Он не обратил бы на мои слова внимания, отмахнувшись, как от писка мыши, но...

Уже сказав, я поняла мгновениями позже, что никогда прежде не произносила приказ столь спокойно, высокомерно, со стальной уверенностью его немедленного исполнения. Не просьба, не мольба, не отчаянная и пустая угроза. "Не посмеешь" - как пощечина презрения плебею от человека, родившегося чтобы повелевать и указывать.