Миражи советского. Очерки современного кино

А внешний мир перестает существовать. Он под запретом, его охраняют овчарки. Окна перечеркнуты крестом. Туда не суйся. Ты в заколдованном замке. Недаром география самой школы так загадочна, запутанна и странна что для зрителя, что для Анны. Переходы, лестницы, чуланы. Бесконечные кабинеты. Не сельская школа, а настоящий Хогвартс.

Вы бы сумели начертить географию кэрролловской Страны Чудес? А Зазеркалья? Ведь Анна в буквальном смысле слова прячется там.

В классе, куда ведет каминная труба из убежища, на стене висит географическая карта. На ней флажками отмечают продвижение немецких войск по Европе. В игровом, условном, но в то же время реальном (сверх-реальном, сюрреальном) пространстве этой географии поведет контрнаступление Анна.

Собственная слабость не пугает ее. Мир перевернется, последние станут первыми. Декорация для рождественской сцены — нарисованные на ватмане декорации к школьной, видимо, постановке «Мистерии-буфф» Маяковского, революционного Новейшего Завета, в котором «нечистые» берут верх над «чистыми». Схематичный рисунок — эскиз самого поэта, иллюстрировавшего свой шедевр в духе «Окон РОСТа». Контуры парадоксально напоминают средневековые Пляски Смерти. В них чистые и нечистые идут в одном хороводе, к одному финалу.

Но Федорченко, в фильмах которого архаика всегда вступает в диалог с авангардом, позволяет своей героине немного оптимизма. Анна — дитя авангарда, она верит, что спасется. И спасается. В ее географии построенный «нечистыми» Ковчег привезет ее в Земной Рай.

Перемена

Пусть нас бури бьют,
пусть изжарит жара,
голод пусть —
посмотрим в глаза его,
будем пену одну морскую жрать.
Мы зато здесь всего хозяева!

Владимир Маяковский. «Мистерия-буфф»

Урок 7. Военная подготовка

Спасение, конечно же, не будет ни случайным, ни чудесным. «Война Анны» столь же чудесна, сколь конкретна, почти документальна. Ангелы не спустятся с небес на помощь девочке. Неба нет, есть только пыльный чердак с голубями.

Хочешь победить? Вступай в войну.

В выдающемся комиксе Арта Шпигельмана «Маус» война и лагеря представлены в лафонтеновском упрощенном духе: мыши — евреи, кошки — нацисты, собаки — поляки. Это взгляд ребенка — и автор книги предстает таким ребенком, которому историю своей молодости рассказывает отец. В мире Анны встреча с человеком эквивалентна смерти. Ее тыл настолько глубок, что союзников нет и быть не может.

(Недаром когда с ней сталкивается нос к носу замаскированный под печника партизан, готовый взорвать комендатуру, он тоже подвергает ее жизнь страшной угрозе, пихая ей в руки мину, и только потом, будто опомнившись, забирает ее обратно, — но самой Анне ни в этот момент, ни позже на помощь не приходит.)

Союзник Анны — кот. Он спасает ей жизнь, отвлекая внимание пса от укрытия девочки. Противник Анны — овчарка, которой она решает отомстить, отравив заветным кусочком смоченного в яде рафинада. Крысы, утята и голуби держат нейтралитет, тихо живут и умирают рядом, иногда поддерживая Анну в ее борьбе с враждебным миром, а иногда предавая.

«Война Анны» — еще и сказка о животных. Кстати, древнейший сказочный жанр.

Красный флаг становится ее штандартом. Агитационный текстиль превращается в портянки. Наступает зима — как мы знаем из «Игры престолов», время последней войны, нашествия живых мертвецов. В кабинете анатомии корчатся освежеванные учебные пособия. Гротескно сыплются на пол отрубленные гипсовые головы. Подобно Джону Сноу, Анна мастерит себе шубу из волчьей шкуры. Она волчица, ей не страшны собаки.

Набираясь сил перед последним походом, Анна тихо грызет пряничную свастику из-под фашистской елки. Враг будет уничтожен.

Перемена

Завтра затопят камин. Придется сидеть в дыму, труба давно не чищена.

Дневник Анны Франк

Урок 8. Чтение

Внизу камина валяются собранные в кучу, на растопку, книги. «Начальный курс математики», «Грамматика украинского языка»: все учебники подлинные, за этим Федорченко следит с особым тщанием. Его хобби — коллекционирование прижизненных изданий книг репрессированных ученых. Уходящая натура, заветные рукописи, в последнюю секунду спасенные со свалки, вытащенные из костра.

Федорченко — собиратель невозможных культур. Лишенных своей письменности, а потому обреченных на вымирание — в точности как дошкольница Анна. Полумифические меря, воскрешенные Денисом Осокиным в траурно-эротических «Овсянках», витальные мари в «Небесных женах луговых мари», ханты и ненцы в «Ангелах революции» — шаманы и ведьмы, пузыри Земли, они прорастают болотной травой через культурный перегной кинематографа. Их война за существование казалась безнадежно проигранной. Но Федорченко бесстрашно и в одиночку, подобно своей Анне, вступает в битву на стороне меньшинства.