Миражи советского. Очерки современного кино

Я думал об этом… Когда я делал «Давида», мой сын был примерно ровесником Давида. Когда делал «Войну Анны», у меня дочь была примерно ровесницей Анны. И как-то я очень остро это представлял. Потому что вся беда нашей страны сейчас — это отсутствие воображения. Вот эти «Можем повторить», «Дойдем до Берлина», да? И неосталинизм. Настолько заскорузлые мозги, что люди не могут представить себя на месте репрессированных, а своих детей — на месте репрессированных детей, оторванных от родителей. Не могут вообразить, что именно твоя жена будет изнасилована в этом лагере, и то, что твоя дочь и твой сын будут терпеть издевательства в детском доме. А я почему-то сразу это остро на себя перенес. Начиная с «Давида», наверное.

Вы удивлены, что «Война Анны» собрала все главные премии, хотя в момент премьеры на «Кинотавре» почти не была отмечена?

Классно, что так случилось. Мне это приятно. Но я отношусь к этим премиям так, немножко… Помню, закончил «Первые на Луне» в декабре 2004 года и на радостях подал его на «Нику», на «Золотого орла». Думаю, классное кино получилось, сейчас мы все призы возьмем. Но, конечно, фильм никто не посмотрел, даже никаких номинаций не было. На следующий год он собрал все призы международные, в том числе в Венеции, мне звонят и говорят: «Чего ж вы не подаете?» Говорю: «Так я в прошлом году подавал». Мне отвечают: «Так вот надо было сейчас подавать, вы бы сейчас всё собрали!» А я: «Так кино-то не изменилось! Вы даете за Венецию мне эти призы? Ну, не по-честному это, неправильно». С тех пор очень спокойно отношусь к наградам, потому что понимаю, насколько незначимой может быть причина награждения или ненаграждения. Настолько это всё субъективно, зависит от людей и их настроения.

Что тогда для вас важный критерий того, получился фильм или нет?

Нет, конечно, приятно, когда награждают, это я люблю. Но главное — если тебе хочется пересмотреть свой фильм. Я очень редко пересматриваю свои фильмы, всё время боюсь увидеть что-то, что захочется переделать и перемонтировать. И настроение портится. Допустим, «Первые на Луне» я люблю очень, потому что уже совершенно отстранился от этого фильма. Или «Давид» — уже не считаю его своим: существует и существует. Должно, видимо, пройти какое-то время. Чтобы дети выросли.

«Давид» — документальный фильм, но его сюжет звучит как абсолютно фантастическая, непредставимая история. В «Первых на Луне», наоборот, выдуманная история, которую многие, как это ни смешно, принимают за чистую монету. Известен факт, что его наградили в документальном конкурсе в Венеции. Я до сих пор не знаю, всерьез ли его приняли за документальный. А какова доля фантазии и воображения в «Войне Анны»?

Ну, это фильм о девочке, которая победила во Второй мировой войне благодаря своему воображению и силе своего духа. Я в последнее время очень серьезно думал про документальное и недокументальное… Приз «Первым на Луне» в Венеции — конечно, хулиганская акция тогдашнего директора фестиваля Марка Мюллера: игровой фильм тогда получил приз как лучший документальный, документальный — как лучший игровой. Но многие члены жюри приняли это за чистую монету, и ко мне подходили, интересовались подробностями. А потом фильм получил Гран-при в Загребе на документальном фестивале — взял «Золотую коляску» за лучший документальный фильм…

Месяц назад я закончил картину, которая называется «Кино эпохи перемен». Это документальный фильм об особенностях кинопроизводства в стране на примере Свердловской киностудии. Я в середине 1990-х был там заместителем директора по экономике, стал участником тех сложных периодов, которые переживала вся отрасль. И мне захотелось снять историю кино с точки зрения бухгалтера. В этом фильме, как и в «Давиде», не веришь, что это было на самом деле. Смотришь как мокьюментари, а это документальное кино. У меня там была такая фраза, что надо документальное кино снимать как игровое, а игровое — как документальное, чтобы было интересно жить.

Что касается «Анны», то началось всё с реальной истории, о которой я узнал, но, опять же, я не знаю, реальна ли она на самом деле. Я не проверял факты. Для меня это не важно, сама история говорит за себя. Потом я придумал начало. Но пока не придумал финал, который был сказочным, не начинал писать сценарий. То есть история уже была, но заканчивалась документально. Пока она не превратилась в некую сказку, мне было не очень интересно.