Миражи таёжного озера (СИ)

Спустя недолгое время она наткнулась на огромную дверь, а ее ноги утонули уже по щиколотку в воде. Что если это и есть дверь в затопленные комнаты? Значит, на нее хлынет вода? Но вариантов нет, надо действовать.

Вынув из кармана связку ключей, Ева перебрала их все по очереди, и подошел только последний. Он легко вошел в замочную скважину и раздался треск открывающегося замка.

Дверь щелкнула, и черная вода потоком полилась на нее, сбивая с ног. Но напор был не сильный, и когда бурлящая жутким воплем вода усмирилась, Ева поднялась на ноги, утопая уже почти по пояс в черной жиже. Отплюнулась, вытирая лицо, и ступила внутрь.

Темно, хоть глаз коли. Свеча утонула, а спички намокли. На ощупь она подошла к шкафам, к тем, что возвышались над черной водой, напротив ее лица. Протянула руку и потянула на себя первый попавшийся. Раздался сухой треск, ящик не выдвинулся ни на миллиметр.

Ева встряхнула руки, размяла пальцы и вновь, взявшись уже двумя руками за ручку ящика — с силой дернула на себя.

Ящик медленно с противным скрипом начал выезжать. Она опустила в ящик руку, мысленно рисуя перед глазами кровавые картинки, приготовилась к тому, что сейчас ее рука что-нибудь нащупает, как пальцы коснулись холодного дна. Пыль словно живая, тут же окружила ее пальцы. Она обволакивала подушечки пальцев, словно кутая в бархат. Ева неприятно поежилась, поморщилась, растерла пыль рукой по дну ящика и удивленно вскинула брови вверх. На дне лежал листок.

Ева похлопала себя по карманам и, нащупав телефон, включила фонарь, осветила дно — пыль от внезапного света заискрилась. Документ был очень старый, даже еще не взяв его в руки, Ева поняла, что он напечатан на пишущей машинке, коих она видела только в музеях управления. Буквы расплылись от воды, что когда-то была явно выше, но прочитать все же можно было. Она попыталась взять бумагу в руки, но та оказалась намертво прилипшей к дну. Поскоблила края ногтем, но листок только расслоился, и почти рассыпался, словно тоже состоял из пыли.

Ева прищурилась и прочитала несколько строк — служебная записка на имя Валерия Игнатьевича о находке останков. Никиткин отец был здесь главным?!

— Значит, ты малыш здесь! — прошептала она и задвинула ящик обратно, чуть не сломав пальцы. Охнула, тряся рукой, а затем взялась за соседний, который был в разы больше.

Чувствуя, как бешено, заколотилось сердце, Ева взялась за ручку. Она уже знала, что это то, что нужно, то — что она так долго искала. Отчаянье, живущее до этого в ее сердце, сменилось болью. Она дернула ручку, но ячейка не выдвигалась.

— Открывайся! Ну же! — воскликнула Ева, дергая изо всех сил.

— А ты уверена, что хочешь увидеть то, что там находится?

Ева вздрогнула и замерла, услышав голос. Знакомый до боли. Бывший таким родным.

Обернулась. Никита стоял, облокотившись на дверь и довольно улыбался.

— Что, Ева? — кивнул он. — Не ожидала? А я вот давно уже тебя здесь жду. Долго же ты шла. Совсем нюх потеряла?

Он как всегда ухмылялся и смотрел на неё взглядом победителя.

И что значит ожидал? И как он здесь оказался? У него же новое дело…Лес не мог ее так подставить. Мавка что дура? Отправила ее в его лапы?

Он снова кивнул ей, ожидая ответа, но Ева продолжала молча смотреть на него, чувствуя, как внутри все переворачивается. От такого поворота событий, она даже потеряла дар речи, уж кого-кого, а его здесь встретить она не собиралась. Ждала мёртвых, но не его.

— Молчишь? — недобро усмехнулся Котин.

Ева затравлено смотрела на него, как зверь, загнанный в ловушку и беззвучно то открывала, то закрывала рот, не зная, что сказать.

— Ты все знал! — наконец выдавила она.

Котин в ответ лишь заскрипел зубами и решительно двинулся на нее.

— Ответ верный! — он в два шага преодолел расстояние комнаты и схватил Еву за грудки. — Игра окончена, Ева, ты проиграла!

Он толкнул её в грудь и Ева, отступив на несколько шагов, ударилась спиной о стену.

— Ты думала все так просто? Ты думала, что умнее нас, Ева? Неужели ты и вправду думала, что мы ничего не знаем про эти гребаные миражи?!

Котин шипел все громче и громче, его взгляд становился все злее и яростнее. Он вновь приблизился к ней и обхватил ладонями лицо. От неожиданности она выронила из рук телефон и тот упал в воду, глухо булькнув. Стало снова темно, но от Никиты шел едва заметный свет, словно он был наэлектризован своей яростью.

— Ты проиграла! А ведь я искренне хотел тебя спасти.

— Убери руки! — пропищала она, вырываясь, но Никита ожидаемо был сильней.

Он прижал ее к себе, и она ощутила запах его крепкого тела, духов, его мужской запах. Его руки сжали ее бедра, а дыхание стало рваным.

— Ты должна была стать моей, — прошептал на ухо. — Я жалел тебя, идиот, ждал пока ты сама это поймешь, а ты отдалась другому? А я ведь почти любил тебя. Часто думал, что даже тысячи других не сравнятся с волнением, которое я испытывал, видя твой силуэт. Ты росла в этом гребаном интернате, а я ждал и наблюдал за твоим взрослением. Тебя привели сюда для меня. Но ты оказалась гнилью.

— Отвали! — снова дернулась, но он совсем её обездвижил.