МирЭМ

– Ой, Маруська, тебе не грозит. Худая, стройная, да после четырех детей! – оценила ее Марта, сверкая показным настроением.

– Спасибо. До вечера тогда.

– Пожалуйста, договорились!

Маруся и Марта попрощались до вечера. Тягучий, вялый день и тучи попрятал, затянул небо марлей белой, через которое кропило дождем мелким. Да и Маруськина изба приобрела полинявший, неказистый, осерчавший облик; убогой стала, отравленная Владом. А земля ее приглушенно плакала, изнывая от ран глубоких и рваных, сигнальными летами обмотанная.

57

Жила Маруся на последнем издыхании, остановившись у края пропасти. «Жизнь немила, жизнь погублена». Ей от мужа ничего не надо. Ни унижающих денег, ни искаженной, примитивной любви, услаждающий свое эго ниже пояса.

Она видела три выхода: первый, – берет детей и убегает без оглядки из дома; второй, – покончить жизнь самоубийством; и третий, – подать на развод, а Влада с вещичками на выход…

Первое невозможно реализовать. У детей учеба, детский садик, да и бежать некуда. Ее дом здесь! Второе она не могла себе позволить, не имела права оставить своих детей на несоциализированного мужа, невзирая на то, что закралась такая мысль. И третье, – если даже она подаст на развод, Влад не уйдет и не оставит ее в покое.

Чувствуя себя отрешенной, Маруся взывала к своему терпению. «Что-нибудь разрешится, через год, через два, через три. Главное набраться терпения». Важно сохранять разумность и внутреннюю мудрость. Но, настолько въелось в нее «несчастье», что и не заметила, как перестала улыбаться.

Иной раз выйдя до магазина, она забывалась, что не ходит там, где сидит на лавочке Тамара Ильинична в платочке «оренбургском», непременно желающая расспросить как дела. Увидев Марусю, у нее сразу вырывались полупритворные вопросы:

– Что твой Влад, устроился на работу? А в такси что его не устраивало? Нашли нефть? Сыночек то у тебя каким большим стал! Что же Аринка, учится? Пусть не бросает учебу! Будет помогать тебе! Янка то, ежедневно гуляет до поздней ночи, следи за ней получше, чтобы из школы не отчислили.

– Хорошо, хорошо, Тамара Ильинична. Обязательно держу на контроле. Ну мне пора, извините! – держала она ответ, бессмысленно улыбаясь, удаляясь потом до хаты.

Но в последнее время ей даже хотелось пройти мимо навязчивой соседки, чтобы не держать в себе и честно ответить на все ее надоедливые вопросы про своего мужа, Влада. Крик души, без единой слезинки, не давал ей покоя. Но представив себе их разговор, она тут же сознательно обходила свою соседку другой дорогой. «Жаловаться – грех».

Иной раз, взяв детей и Алмаза, они далеко уходили от горницы вдоль полей курчавых, до самой опушки густого хвойного леса. Пока шли, Маруся свою любовь развеяла с внезапно налетевшим на них северным ветром, а дойдя до леса, и там часть скинула с души ненужную печаль. Так и облегчение пришло некоторое.

Влад не искал работу, надеясь до последнего на тот самый депозит, что числился за ним в такси. Позвонив через два дня, его просили перезвонить на следующей неделе и так далее до конца ноября.

– Неужели ты не понимаешь, что тебя дурят? – обратилась к нему Маруся.

– Кажется начинаю понимать, но что же мне делать, я задолжал денег одной конторе, – сконфуженно очухался ее муж, заведя старую песню, и не моргая, уставился на жену страдальческими глазами, соединяя брови, правильной формы.

Маруся неприязненно фыркнула взглядом: – у меня даже не спрашивай!

– Что же мне делать, ты должна мне помочь!

– Ничего я тебе не должна! – напружинилась Маруська.

– Ну как же, ты жена моя! Надежное плечо! – и на его широком лице увлажнились глаза.

Маруся засмеялась: – посмотри на мои тонкие плечи! Хватит уже свою шарманку заводить!

– Займи у Дениса!

– Тебе надо, ты и займи! И если ты не найдешь работу до конца месяца, то можешь пойти вон из моего дома! Я подам на развод!

Влад подпрыгнул на месте, портясь в лице: – ты невменяемая! Крысу во мне углядела! Столько работал, как вол! До последней копейки отдавал тебе заработанное, и теперь, когда я в трудной ситуации, ты меня бросаешь! Да лишь не надейся, что уйду. У меня здесь дети и я люблю их! Не будь последней мразью! – неистовствовал он, брюзжа слюнями.

«Да, да… Конечно дети… Конечно, ты их любишь! Конечно, она мразь!» – отмечала она про себя, примолкнув, желала зажать свои уши посильнее. «Все, все – заткнись! Даже голос у тебя противный, чтобы его слушать!»

Вечером Маруся взяла Янку, Соню и Сему, удрав из дома к Марте, разбавить хорошей компанией тусклый однообразный вечер в пятницу. Дети увлеченно игрались в комнате, строя город и руководя каждый своим районном. Марта угостила Марусю вином, которое слегка одурманило и развеселило, забывая который час. И до того им сиделось, что отвлеклись от худого, оборвал их с улицы рвущийся дико, нечеловеческий вопль. Испугавшиеся дети прибежали к маме на кухню, подрагивая в холодном ознобе.

– Нам страшно, что это? – спросила Янка, дребезжа.

Маруся переглянулась с Мартой: – мне кажется это Влад орет! – определила Маруся знатоком, и у нее самой запотели ладони.