Мировая история и социальный интеллект

Если говорить о восприятии в мире концепций Фукуямы и Хантингтона и

реакции на них, то первая была с одобрением воспринята как

прозападными кругами в не-западных странах, так и сторонниками

распространения демократии в западном мире, в том числе и такими,

как Джордж Буш-младший. И как бы Фукуяма не пытался

дистанцироваться от его политики, обвиняя американскую

администрацию в некомпетентности и дискредитации демократической

идеи в не-западном мире, модель «конца истории», утверждающая, что

государства и правительства способны воздействовать на культуры

своих народов, и возвещающая о постепенном расширении «зоны

устойчивой демократии», несомненно, ей способствовала. Модель

Хантингтона же, напротив, была встречена благожелательно в

националистических и религиозных кругах во многих частях света;

мнение об устойчивом характере и важности культур, прогнозы по

ослаблению относительной мощи западной цивилизации и призыв к

западным политикам и исследователям о необходимости понять чужие

культуры нашли немало сторонников.

ГЛАВА VI

НАУЧНОЕ И ПРАКТИЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕОРИИ

СОЦИАЛЬНОГО ИНТЕЛЛЕКТА

Отсутствие в настоящее время в социальных науках такого ценного

инструмента анализа общественного бытия и сознания как социальный

интеллект чрезвычайно пагубно сказывается на дальнейшем их

развитии на теоретическом уровне и качестве даваемых прогнозов

относительно будущего. Чтобы доказать это можно привести множество

примеров, что сейчас и будет сделано.

Прошедший век в социальных науках и общественной мысли

характеризовался небывалым расцветом экономического

детерминизма, начало которому положил Карл Маркс своей

философией исторического материализма. Как известно, Маркс

предполагал следующее. Во-первых, что все общества согласно

законам исторического материализма последовательно переходят от

одной общественно-исторической формации к другой

(рабовладельческий строй, феодализм, капитализм и, наконец,

коммунизм). При этом каждая их этих формаций обладает

собственными законами, по которым функционирует общество:

например, в условиях натурального (феодального) хозяйства меновая

стоимость товаров равнялась затраченному на их изготовление

общественно-необходимому труду, а при капитализме – ценами

производства, которые учитывают хорошо известную экономистам

тенденцию выравнивания уровней прибыли в различных отраслях. Во-

вторых, что последовательная смена общественно-экономических

формаций неизбежна и определяется ростом производительных сил

общества (развитие науки, промышленных технологий). В-третьих, что

производственные отношения (регламентация отношений между

различными экономическими классами) – «базис», который определяет

«надстройку» - право, политику, культуру.

Я здесь не буду рассуждать о его теории прибавочной стоимости и

ложном утверждении об эксплуатации якобы присущем

капиталистическому способу производства. То, что прибыль

капиталиста не имеет ничего общего с трудом рабочих, было очевидно

для всех ведущих экономистов еще в конце девятнадцатого века

(австрийская школа, Маршалл, Феттер, Фишер безоговорочно

признавали истинность первого основания процента Бем-Баверка).

Конечно, Маркс был прав в том, что рост производительных сил со

временем привел к появлению избытка средств существования и к

накоплению, в результате чего появилась частная собственность,

возникли современная форма семьи и государство. Но он никогда не

задавался вопросом, почему это происходило у одних племен и не

происходило у других. И конечно его теория ничего не может сказать,

почему при равенстве производительных сил у ряда азиатских и

европейских народов столь различны политические системы, право и

мораль (что прямо противоречит ей).

Из сказанного мною в предыдущих главах очевидно, что уровень

социального интеллекта племен или народностей определяет уровень

развития их регуляторных систем, а слабость и несовершенство этих

систем препятствует экономическому прогрессу и росту

производительных сил. В свою очередь, от уровня социального

интеллекта, качества и сложности его этической системы зависит

форма правления, как правило, совершенно безотносительно к уровню

развития производительных сил. Азиатский патернализм и автократию

мы видим как в Древней Персии, так и в современном полном

сверкающих стеклами небоскребов Сингапуре, а демократию в Афинах

времен Перикла, средневековых итальянских городах-республиках и

ныне по всей Европе.

Насколько глубоко Маркс «понимал» природу культурных, социальных

и политических процессов видно из того факта, что он принципиально

отрицал этику: внеклассовая этика – предрассудок, а классовая –

внутренняя невозможность. В сущности, Маркс толком не понимал

ничего – ни роли морали и законов в снижении социальных издержек,

ни природы государства, ни сущности политики, подразумевая под

последней только, сопряженные с обладанием властью, побочные

проявления последней в виде неправедного обогащения. Следуя той

же логике, пришлось бы утверждать, что если кто-то посредством

вооруженного грабежа обеспечивает себе доход, то он занимается