например, языком, религией и обычаями, так и субъективной
самоидентификацией людей. В числе прочих, Хантингтон выделяет
западную, японскую, китайскую, индуистскую, мусульманскую,
православную, африканскую цивилизации (вообще, стоит заметить, что
большинство последователей цивилизационного подхода к истории
никогда не могут сойтись в их числе).
Ранжируя определяющие культуру факторы, Сэмюэль Хантингтон на
первое место ставит религию, на второе – язык: “Язык как фактор
определения одной культуры уступает только религии”; собственно,
именно по этой причине названия большинства цивилизаций
происходят от конкретных религиозных систем. Отмечает, что сегодня в
мире начинается возрождение культур, особенно в виде усиления
религиозности населения в исламском мире, в Индии и других частях
света. В частности, это проявляется в том, что многие правители,
чиновники и политические деятели стали носить одежду с символами
веры. Что интересно, Хантингтон считает, что «исламское
возрождение» - это прямое следствие процесса экономической
модернизации: разрыв старых социальных связей, вследствие быстрой
и массовой урбанизации, породил поиск новых смыслов жизни,
потребность в определении идентичности, которые предоставляет
ислам (Часть 2. Глава 5).
Образование отдельных цивилизаций, на его взгляд, происходит в силу
следующих причин: “Люди сплачиваются с теми, у кого те же корни,
церковь, язык, ценности и институты и дистанцируются от тех, у кого
они другие. В изменчивом мире люди ищут идентичность и
безопасность. Люди обращаются к корням и связям, чтобы защититься
от неизвестного” (Часть 3. Глава 6). В отсутствии же культурной
общности люди недостаточно знают ценности и нормы друг друга, а это
неизбежно порождает боязнь и дефицит доверия столь необходимого
для сотрудничества.
Что касается причин культурной дифференциации народов и
цивилизаций, то у Хантингтона нет однозначного ответа на этот вопрос;
хотя, судя по отдельным его замечаниям, он, по большей части,
следует веберовской позиции религиозного детерминизма. Так,
например, существенную роль в становлении современной западной
культуры он связывает с влиянием реформации; а агрессивность
исламских стран видит в воинственности основ ислама.
Но как бы то ни было, мир вступает в эру, в которой будут
конкурировать между собою группа цивилизаций. При этом
особенностью этой, лежащей в основе формируемого миропорядка,
конкуренции будет следующее: “В то время как на глобальном, или на
макроуровне мировой политики основное столкновение цивилизаций
происходит между Западом и остальным миром, на локальном, или
микроуровне, оно происходит между исламом, в виду его
воинственности, и другими религиями” (Часть 4. Глава 10).
Сразу после публикации статьи модель столкновения цивилизаций
подверглась серьезной критике, и здесь будет уместно привести
основные доводы оппонентов. Во-первых, подвергся сомнению тезис о
том, что данная модель способна объяснять, хотя бы при первом
приближении, всю совокупность конфликтов и основные направления
мировой политики после окончания холодной войны. Во-вторых, не
доказан тезис о том, что наиболее кровавые и продолжительные
конфликты в истории происходили на стыке цивилизаций. В-третьих, в
истории гораздо чаще происходили серьезные конфликты именно
внутри цивилизаций, а не по их периметру. В-четвертых, отдельные
страны гораздо более озабочены экономическим ростом, нежели
культурой. В-пятых, сегодня как никогда ранее сильны силы глобальной
интеграции, позволяющие решить проблемы бедности, голода,
безопасности и т.д. В-шестых, основными действующими лицами в
мировой политике продолжают оставаться государства (значение
цивилизационного фактора невелико). В-седьмых, западная массовая
культура радикально и необратимо трансформировала большинство
не-западных культур. В-восьмых, подавляющее большинство не-
западных, принадлежащих другим цивилизациям, государств не
окончили процесс экономической модернизации, но со временем, по
мере его продвижения, они установят демократические режимы и их
культурное сходство с западом увеличится.
На большинство перечисленных здесь и некоторые другие возражения
Хантингтон ответил в отдельной статье (см. С. Хантингтон. Если не
цивилизация, то что? Парадигмы мира после холодной войны. 1993). В
ней автор модели утверждает, что теперь страны уже более не
принадлежат свободному миру, коммунистическому блоку или третьему
миру; с другой стороны, размежевание государств на богатые и бедные
или на демократические и авторитарные может только отчасти помочь
в понимании происходящих в мире политических процессов; в свою
очередь, “довод о том, что сейчас появляется универсальная культура
или цивилизация (модель единого мира), принимает разнообразные
формы, но ни одна из них не выдерживает даже беглого анализа”. В
основном, как это следует из самого названия статьи, Хантингтон
требовал либо предъявить ему другую, более адекватно объясняющую,
происходящие в мире политические события альтернативную модель,
либо принять предложенную им.
В подтверждение своего требования Хантингтон приводит ряд