Мировая история и социальный интеллект

перед которым все остальные – невольники. “Там происходят чудесные

превращения: из огородника, зверолова – сразу же в короли, монархи.

И вот уже вновь становится ничем, словно действующие лица в какой-

то комедии”. “Власть этого государя абсолютная, от него, как от земного

Бога, исходят добро и зло, порицание которых в душах человеческих

есть бесчестие и грех. Этот монарх – основа и опора всего. На все – его

воля. Без нее у невольников нет ни семьи, ни почета, ни

наследственного достояния. Поэтому никакие партии, никакие союзы не

образуются, ибо назавтра не сын, а султан унаследует твое имущество.

Такова судьба всех. Возвышение определяется не рождением, не

достоинствами” (К. Збаражский. О состоянии оттоманской империи и ее

войска; 1624).

Помимо этого отмечается, что между подданными нет прочной дружбы

и доверия, постоянные зависть и соперничество; уважением пользуется

только тот, кто на службе у султана, потеря должности подобна смерти,

отчего каждый стремится любыми средствами – вплоть до оговоров и

клеветы, стать ближе к монарху.

Что касается России, то имеющиеся исторические источники отмечают

следующее. Русские отличаются беспощадностью и жестокостью,

которые почти не относят к числу пороков, считая их дозволенными и

необходимыми (Рейтенфельдс; 1680); они предпочитают использовать

насилие, а не разум (Ульфельд; 1608). Кроме этого, для русских

характерны: смышленость и хитрость, склонность к обману и коварство.

“Что касается до верности слову, то русские большей частью считают

его почти ни по чем, как скоро могут что-нибудь выиграть обманом и

нарушить данное обещание” (Флетчер; 1591). В то же самое время

московиты о себе имеют самое высокое мнение, считая, что их страна и

образ жизни самые счастливые из всех, остальные же народы, по их

мнению, достойны презрения.

В отношении государственной службы, политического режима и прав

подданных сообщается, что русские чиновники отличаются чванством,

самомнением и склонны к произволу, а в достижении должностей не

ограничивают себя никакими правилами. Правление является

абсолютным до последней степени, не ограниченным никаким законом

или обычаем – все зависит от прихотей монарха; обычное приветствие

высшей знати царю: “я твой раб, возьми мою голову”. “Московия,

свергнувши иго татар, сделалось с этого времени значительным

государством, управляемым своими собственными князьями. И, как это

было у всех варварских народов, власть их была велика так, что они

обращались со своими подданными, как с рабами, располагая их

имуществом и жизнью, как им казалось лучше. Это-то и побудило

турецкого пашу выразиться, что его властитель и царь московский

самые неограниченные монархи. Действительно, власть их не имеет

предела, воля их считается законом, и как бы она не была противна

божеским и человеческим законам, она считается неизменною. Таким

образом, правление Московии не только монархическое, но даже

деспотическое или тираническое, потому что цари не только монархи,

но и высшие господа, и безусловные хозяева жизни и имущества своих

подданных” (Карлейль; 1665). В свою очередь, де Кюстин, посетивший

страну в девятнадцатом столетии, рассказывает историю одного

уволенного царем высокопоставленного русского чиновника. Тот после

своей отставке оказался как бы живым трупом: все его стали избегать,

не замечать, включая друзей и людей, которым он оказывал различные

услуги. Это необычайно поразило французского путешественника, ибо

резко контрастировало с совпавшей по времени отставкой королем

одного французского министра, который, почувствовав облегчение, был

чрезвычайно ей рад (см. де Кюстин. Россия в 1839 году).

Между тем, для европейской (западной) цивилизации аналогичного

периода были характерны такие культурные феномены, как осознание

себя преемницей античной культуры, разделение власти на духовную и

светскую, господство и уважение закона, наличие сильной и

независимой аристократии и элиты, социальный плюрализм и

индивидуализм.

Раздел IV

О современных культурологических исследованиях

Если во второй половине девятнадцатого столетия и в самом начале

двадцатого века культурологические исследования активно

развивались, прежде всего, в рамках этнической психологии,

антропологии и социологии, то позднее их интенсивность и

общественный интерес к ним заметно снизились, чему были свои

причины. Во-первых, на протяжении большей части двадцатого

столетия существовала сильная вера в могущество и всевластие

социальной инженерии, способной привести к общественному

прогрессу, невзирая ни на какие, в том числе и культурные преграды.

Во-вторых, политическая идеологической войны, когда мир был

поделен на два враждующих лагеря, каждый из которых несмотря ни на

что любой ценой старался его расширить, весьма мало способствовала

изучению культурных факторов. В-третьих, после краха и ужасающих

последствий нацизма, во многом основывающегося на рассово-

антропологической теории Гобино, сравнительный анализ культур если

и не был под запретом, то, как минимум, не приветствовался и даже

этически осуждался.