Мировая революция и мировая война

Это заявление было сделано на следующий день после подписания Риббентропом и Чиано «Пакта о союзе и дружбе между Италией и Германией», получившего в западной прессе название «Стальной пакт» или «Ось Берлин-Рим». Это был открытый военный союз, участники которого брали на себя обязательство помогать друг другу «всеми своими военными силами на суше, море и в воздухе» в случае, если одна из сторон «будет вовлечена в военные действия с третьей державой» [475]. Этот новый шаг, ускорявший наступление мировой войны, требовал быстрого решения вопроса о позиции, которую займёт в предстоящих событиях СССР.

26 мая Риббентроп подготовил проект указаний Шуленбургу, излагавший линию на «оздоровление и нормализацию германо-советских отношений», которую послу следовало обсудить с Молотовым. Шуленбург должен был заявить, что «при решении германо-польского вопроса — в какой бы форме это ни произошло — мы учтём русские интересы, насколько это возможно». Однако Гитлер в данный момент счёл, что проект Риббентропа, впервые ставивший вопрос об улучшении советско-германских отношений в связь с удовлетворением «русских интересов» в Польше, идёт слишком далеко, и приказал задержать его [476].

Тем временем в Москве проходили переговоры Молотова с послами Англии и Франции, которые 27 мая представили новый вариант проекта трёхстороннего соглашения, в котором более детально оговаривалась взаимность обязательств сторон. Однако Молотов, не утруждая себя внимательным изучением этого документа, заговорил с послами грубым и надменным языком. Он заявил, что «англо-французские предложения наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нём. Возможно, что эти разговоры и нужны Англии и Франции для каких-то целей. Советскому правительству эти цели неизвестны… Участвовать только в разговорах о пакте, целей которых СССР не знает, Советское правительство не намерено… Если правительства Франции и Англии видят в таких разговорах какой-либо интерес для себя, то они могут вести их с другими партнёрами» [477].

Такой наглый тон не предвещал ничего благоприятного для дальнейших переговоров. Не слишком обнадёживающим было и первое публичное выступление Молотова в качестве наркома иностранных дел — доклад о международном положении и внешней политике СССР на сессии Верховного Совета 31 мая. В этом докладе Молотов, с одной стороны, подчёркивал, что «наши задачи в современной международной политике… идут по линии интересов других неагрессивных стран. Они заключаются в том, чтобы остановить дальнейшее развитие агрессии и для этого создать надёжный и эффективный оборонительный фронт неагрессивных держав». С другой стороны, как бы протягивая руку Гитлеру и Муссолини, Молотов утверждал: «Ведя переговоры с Англией и Францией, мы вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей с такими странами, как Германия и Италия».

В своём докладе Молотов обвинил Англию и Францию в нарушении «принципа взаимности и равных обязанностей» на том основании, что эти страны не хотят распространять свои гарантии на Эстонию, Латвию и Финляндию, если последние «могут оказаться не в силах отстоять свой нейтралитет в случае нападения агрессоров» [478].

В западной печати доклад Молотова вызвал разноречивые отклики. Английские и французские газеты отмечали, что этот доклад порождает разочарование. В то время как в Лондоне и Париже ждали, что Молотов возвестит о заключении в скором времени тройственного военного союза, он сделал основной упор на разногласиях в позициях сторон. Английская «Манчестер гардиан» писала, что «западные государства всё более и более приближались к русской точке зрения, тогда как русские со своей стороны мало делали для того, чтобы пойти навстречу западным державам». Особое недоумение и тревогу на Западе вызывало то обстоятельство, что советская сторона требовала вступления трёх стран (СССР, Англии и Франции) в войну, даже если Прибалтийские страны откажутся обратиться с просьбой о помощи к Советскому Союзу. В отклике французской газеты «Бюлтен котидьен» указывалось, что гарантии Прибалтийским государствам «могли бы стать по сути дела простым разрешением на вступление советских войск в Прибалтику» [479].

Иной характер носили отклики на доклад в фашистских и полуфашистских странах. Болгарская реакционная печать с удовлетворением отмечала, что «в последнее время Россия — это государство, которого ищут и которое ставит свои условия… Россия молчала, но стоило ей только чихнуть, и это почувствовал весь мир» [480]. Итальянский официоз «Джорнале Италия», усматривая в речи Молотова недоброжелательное отношение к демократическим державам, писал: «Какова бы ни была политика альянса западных держав с Советской Россией, она никогда не будет базироваться на внутреннем родстве интересов. И этого англичанам не изменить, сколько бы они с шапкой в руках ни стояли в прихожей у Молотова» [481].