Мировая революция. Воспоминания

Теперь часто рекомендуют организационную работу как деятельность по преимуществу политическую и государственно-строительную; это правило, но и организационность можно преувеличивать. Я, например, полагаю, что наши соседи немцы переорганизовались; каждая организация, будь то государственная, или социальная, или религиозная, становится в силу привычки механической формой. Нам нужны живые организмы – откуда их взять, если мы сами не будем живыми? А жизнь – это постоянное изменение, рост. Живая организация будет у создающих, у творческих людей – новое нужно создать, нужно постоянно создавать также и в общественной и государственной жизни.

Демократия возникает из революции и революционерства; наша республика и демократия возникли тоже из революции: революция оправдывается как необходимая оборона; ее необходимость наступает тогда, когда исчерпываются все остальные средства. По отношению к революции правильно то же, что и по отношению к войне: допустима защита. Революция допустима, если, как, например, во время войны, грозит административный и политический хаос; революция допустима, если она является реформой, усовершенствованием. Но демократия не означает перманентной революции. Мировая война и возникшая из нее революция раздразнили революционную фантазию; но военное и революционное волнение должно утихнуть, люди должны перейти к спокойной и постоянной работе, а это многие делают с трудом.

Конечно, революция – это не путч. Политический и социальный утопизм увеличивал абнормально требования, обращаемые к государству, как будто оно всемогуще и всеведуще; отсюда у многих происходит разочарование, усталость и отупение от излишних волнений. Совершенно по-прежнему люди ищут причину своих неуспехов всюду, кроме как в себе. Мы должны преодолеть революцию и революционерство, так же как и милитаризм – каждое пролитие человеческой крови является уделом минувших эпох; мы хотим государство, Европу и человечество без войн, а следовательно, и без революций. Как война, так и революция будут демократии казаться отсталостью, т. к. обе являются старым, чрезвычайно старым средством. Демократия – это режим жизни и для жизни, она требует труда и является режимом труда, работа же – это покой, это в большинстве случаев мелкая работа. Труд, труд материальный и духовный преодолеет аристократизм и революционность. Уже Маркс и Энгельс исправляли само понятие революции, созданное в 1848 г., и видели в машине, т. е., в конце концов, в изобретательности, в технике, в науке и труде наиболее верную и целесообразную социальную революцию и высказались зa парламентаризм.

О так называемых анархических выступлениях и терроризме я сделаю лишь краткое замечание. В последние десятилетия об этом говорили достаточно в политической литературе, в особенности в русской. Отдельные, самостоятельные террористические акты осуждались социалистами; допускался лишь акт по постановлению партии; это проистекало из совершенно правильного взгляда, что отдельная личность, присваивающая себе право на живнь и смерть другой личности, каждого гражданина и действующая самовольно, изолированно, будет или абсолютистом, или титанистом, или просто разбойником. Обо всем этом я говорил подробнее в своей работе о России, этой земле радикального анархизма, нигилизма и нигилистического терроризма.

Интересно наблюдать, как привились слова – «борьба» и «революция» – каждый мещанин говорит о литературной революции, об экономической борьбе и т. д. Особое удовольствие должны испытывать социалисты и марксисты от того, насколько буржуазные экономисты и политики переняли всю марксистскую терминологию. Правда, что современная эпоха началась революциями и религиозной, философской, политической и социальной борьбой; но дело как раз в том и заключается, чтобы одолеть эту революционность.

Относительно радикализма можно сказать то же самое, что было сказано о революции. Буквально это слово означает «усилие от корня», происхождения оно испанского, где им пользовались против теократии и католичества. Я уже излагал, почему именно католические государства бывают более радикальны, чем протестантские, но это не означает, что всегда и необходимо они бывают также более передовыми, современными и демократическими.

Я часто высказывался против общепринятого радикализма, и в этой же книге я изложил на него свою точку зрения; я обвиняю этот общепринятый радикализм в том, что он весьма часто злоупотребляет правом на политическую слепоту; радикал обращается односторонне к чувствам и инстинкту, путает слабовольное расстройство, энергию и храбрость, прячется за народ, массу, церковь – эти и еще иные всем известные свойства радикалов принуждали меня к критике.