Мировая революция. Воспоминания

Во времена австрийского владычества мы все, одни больше, другие меньше, отвергали Австрию и, наконец, сговорились на резолюции: мы вызываем императорское и королевское правительство и т. д. Это означало, что управление государством мы предоставили господам, а сами весело перебранивались, и партия опровергала партию. Тех, кто помнил о необходимости воспитывать народ и партии при помощи оппозиции для истинной государственности и активного участия в государственной жизни, было мало: участие в правительстве называлось изменой, т. к. в государстве мы видели врага. Теперь у нас есть свое государство: а есть ли у нас для него достаточно людей и партий с необходимой государственностью? Достаточно ли у нас людей, у которых имеется живой, специальный интерес к государству, которое сумело освободиться от отрицания государства, к которому мы привыкли за время Австрии, которые сумеют положительно создавать новое государство и его управление? (Вот снова постоянный пример опасного антропоморфизма!)

В старом государстве требовалось признание самодержавия, господствующей аристократии и бюрократии, от народа требовалось послушание; демократия требует от каждого гражданина, от всех интереса и чутья к государственному управлению и к его политике; чувство государства означает интерес не только к узкому кругу, оно означает освобождение от политического индифферентизма, который был распространен в абсолютистическом государстве и составлял, собственно говоря, его основу. Без этого интереса к государству республика становится de facto государством аристократическим, бюрократическим, государством меньшинства – форма не играет решающей роли в самой основе государства.

Демократия по существу против анархизма (агосударственности), все равно, происходит ли этот анархизм от политического радикализма или от политической апатии. Анархизм многих честных людей так же как и анархизм Толстого, родной сын абсолютизма, который оттолкнул людей от политики и государства.

Мы должны уяснить себе разницу между анархизмом и демократией.

Анархизм выступает против демократии во имя свободы, этой основной мысли демократии; некоторые доказывают, что государство – это временная институция, что в начале истории его не было, что оно возникло позднее и что оно снова исчезнет. Этот взгляд был подробно разобран Марксом и Энгельсом, а теперь коммунисты его выдвигают против социал-демократов. Другие отвергают государство вообще, в какой бы то ни было форме, т. к., по их мнению, оно ео ipso неестественно, насильственно и порабощает свободу. К этому разряду принадлежит анархизм, происходящий из чрезмерного индивидуализма, дошедшего до солипсизма – государство мешает титану, оно недостаточно для титана. Далее есть, так сказать, религиозный, этический анархизм – анархизм Хельчицкого, Толстого.

В противовес анархизму всех видов я последовательно защищаю демократию. Каждый человек вполне естественно стремится к свободе, и государство должно уважать это стремление; но из истории я делаю вывод, что общество всегда было организовано в форме государства. Общественная совместная жизнь и совместная работа всегда были организованы; отдельные личности всегда были, как целое между собой, более или менее сознательно соединены. Эта организация может быть осуществляема или насильственно (из-за желания господствовать и т. д.), или при помощи взаимного соглашения ради общественных потребностей, из симпатии и разумных соображений. История нас учит, что в древние времена организация общества возникла в значительной степени благодаря стремлению господствовать и насилию сильных и ловких вождей, что государства имели военный характер, а войско было зародышем и опорой государства; но и это не абсолютно – даже эти первичные государства возникли по моральным и разумным причинам.

Правда, вначале не было общественного договора Руссо, или он был в самом зачаточном состоянии; он создается лишь позднее благодаря развитию образования, так сказать, дополнительно. Против взгляда, что государство возникло лишь из насилия, говорит также и религиозное влияние, бывшее уже на первых ступенях общественного развития; это общество хотя и примитивно, все же было организовано теократически. А даже в самой примитивной религии есть моральный элемент. Первое общество не было демократией, но аристократией и монархическим абсолютизмом; но один, даже самый сильный вождь никогда не мог бы сам создать государство лишь своей волей, без согласия общественного целого. Было бы ошибкой идеализировать возникновение и сущность государства, как это до сих пор делают некоторые его защитники.