Власть использует рог изобилия для глобализации власти. Глобальная механика власти используется для контроля труда. Идеология при этом призывает вознаграждать предприимчивость, а не труд, предохраняясь тем самым от какого-либо признания труда.
Труд имеет глобальных политических представителей – например, Китай. СССР не справился с этой ролью и в результате пал. Но власть труда еще не создана.
Те, которых кормят, поддерживают власть (которая их кормит, как они считают) и ненавидят труд. Но для них приходится придумывать занятость – от трудовой имитации до технологий «свободного времени», включающих в себя сеть, игры, наркотики, туризм и демократию. Они должны бояться попасть в число тех, кого не кормят. Тут проблема социальной организации идентична и в варианте реального «коммунизма», и в варианте «демократической свободы».
Изгои, те, кто не работает и кого не кормят, должны находиться в резервации и на грани выживания. Против них работают внутри – полиция и преступность, вовне – вооруженные силы, наемники и ангажированные комбатанты.
Теперь представим себе, что в глобальной политэкономической структуре (ее называют не совсем точно «геополитикой», где экономическое отождествлено с глобальной территорией) есть не один комплекс рога изобилия, а два или несколько. Ведь этого мы хотим и для себя (иметь «свой» рог изобилия), и для мира – «многополярный» мир.
Легко видеть, что такая установка в контексте роста реальных проблем глобальной власти означает конфликт мировой войны. Так как рог изобилия в нетрудовой политике является одновременно и средством глобальной власти, и источником ее кризиса. Шанс добиться желаемого при неравном старте (не в нашу пользу) есть только в том случае, если мы решим внутреннюю проблему рога изобилия, проблему труда. Идея пойти туда же, куда и уже существующая глобальная власть – в нетрудовую политэкономию в отношении труда, – заведомо проигрышна. При этом двигаться нужно дальше Маркса в теории и СССР – в практике.
То есть:
Нужно отделить реальную сферу труда (во всей ее внутренней сложности) как от его имитаций (так называемой «занятости»), так и от сферы экономической свободы и самодеятельности. Естественно, существующий Трудовой Кодекс этого различения не дает.
Политические права должны принадлежать только труду, включая военную и государственную службу. Ему же принадлежат и все способы политической организации.
Труд вознаграждается.
Свободная экономическая деятельность и самодеятельность вознаграждает себя сама. Она пользуется защитой власти. Но сама власти не имеет.
Можно вообще ничего не делать и жить на пособие, но без вознаграждения и прав.
Изгоев не будет. В этом солидарность и собственно социализм.
Мы понимаем, что реальный труд формирует меньшинство. Но именно меньшинству всегда принадлежит реальная власть.
В заключение необходимо прояснить идейный статус так называемого «мирового разделения труда» (МРТ).
Реальный смысл этого требования как политэкономического (а это именно требование) заключается в создании условий для контроля над трудом со стороны нетрудовой власти, как мы уже показали. Во-вторых, из требования МРТ вытекает неравное распределение продукта. При этом важно, что говорится тут не о «специализации, функциональном усложнении деятельности», а именно о труде, это принципиально.
6.8. Разделение мира, а не труда
Петербургский экономический форум 2016 года проходил в обстановке, когда ключевые западные игроки делали на мировом игровом поле все, чтобы изолировать Россию. В итоге на высоком политико-экономическом собрании об этой изоляции ничего не свидетельствовало.
Конечно, приехали не все, только самые смелые или самые нуждающиеся. Премьер-министр Италии. Председатель Еврокомиссии. Генеральный секретарь ООН. Бизнес.
Еще меньше событие соответствовало фантазиям возможно последнего вашингтонского мечтателя Барака Обамы о «порванной в клочья» экономике России. Слишком уж многие капиталы хотят вложиться в Россию, несмотря на дополнительные, специально и извне организованные для России страновые риски.
Неужели через асфальт внешней политики США, старательно копирующей устаревшие образцы времен холодной войны, пробивается зеленая травка человеческого к нам отношения, которое мы лет двадцать тщетно ожидали получить в ответ на свою любовь ко всему западному? Вряд ли.
Ситуация жестко прагматична, и дело не только в экономической привлекательности России, но еще больше – во все меньшей привлекательности глобальной экономической модели, навязанной миру США.
Классический кризис капитализма заключался в перепроизводстве, рос из противоречия между избыточными возможностями дешевого и массового производства (основанного на научном знании и научной организации) и дефицитом покупательной способности эксплуатируемого труда. Форд на своем первом сборочном конвейере ставил задачу приобретения продукта – автомобиля – самими рабочими, а ведь кроме них продукт должны приобретать и другие. То, что возможно на одном предприятии, невозможно на уровне экономики в целом.