В качестве примера оплошности отметим проблемы банков Гамбурга, которые во время Крымской войны предоставили значительные кредиты шведским банкам, участвовавшим в контрабандной поставке товаров в Россию. После заключения мирного договора немецкие банки не сумели аннулировать эти кредиты. Шведы использовали полученные средства для спекуляций в кораблестроении, угольной промышленности, что послужило одной из причин вовлечения Гамбурга в мировой кризис в 1857 г. [46].
Третий спорный случай имеет место при наличии рациональной модели, которая в результате оказывается ошибочной. В качестве наиболее известного примера можно привести считавшуюся неприступной французскую оборонительную Линию Мажино, хотя в данном случае речь может идти скорее о нерациональных ожиданиях, нежели о запоздалом прозрении. По мнению Понци, «если внимание человека приковано к одному предмету, он ведет себя как слепец» [47]. Здесь же уместно высказывание Бейджхота о Мальтиусе, который полагал, что «вряд ли тот, кто развил поразительную и оригинальную концепцию, сможет от нес избавиться» [48]. В 1760-х гг. гамбургские купцы не ощущали на себе воздействие падения цен на товары до окончания Семилетием войны. Таким образом, пока продолжались Наполеоновские войны, они были не готовы к снижению цен, которое произошло после прорыва континентальной блокады Наполеона в 1798 г. [49]. Или, например, в 1888 г. французскими банкирами и предпринимателями было создано объединение для совместного контроля над рынком меди. Оно было сформировано по образцу картельного движения начала 1880-х в сталелитейной, угледобывающей и ряде других отраслей промышленности, воодушевленного успехами алмазного синдиката в Южной Африке и монополией Ротшильда на ртуть в Испании. (Многие экономисты и аналитики, исходя из очевидного успеха стран, входящих в состав Организации экспортеров нефти, по увеличению цен на нефть в 1970-х гг., полагали, что успешные ценовые картели сократят выработку практически каждого вида сырья и продовольствия, что приведет к дальнейшему росту цен.) К 1890 г. Французскому синдикату принадлежало 60 ООО тонн дорогостоящей меди плюс контракты на ее закупку. В то время, когда более старые шахты были перестроены и компании начали переработку металлолома, цены на медь резко упали. Снижение цен на медь с 80 до 38 4>унтов за тонну практически привело к краху банка Comptoir d'Ecompte, который был спасен займом, полученным от Банка Франции [50].
Финансовые инновации в форме дерегулирования или либерализации часто приобретают характер толчка. В 1970-е гг. Рональд Маккинон возглавил интеллектуальную атаку на «финансовые репрессии», которые были связаны с сегментацией финансовых рынков в развивающихся странах. В соответствии с его концепцией преимущество отдавалось трем видам заемщиков: тем, кто был связан с правительством, тем, кто был вовлечен в международную торговлю, а также крупным компаниям [51]. На это послание, обращенное в особенности к латиноамериканским странам, также оказала влияние Чикагская доктрина либерализма. Ряд стран осуществили дерегулирование своих финансовых систем, что сопровождалось быстрым ростом числа банков, активизацией кредитования, ростом инфляции, а затем привело к банкротству ряда вновь созданных кредитных организаций [52]. Маккинон полагал, что из подобного рода экономической катастрофы следует вынести урок о необходимости особой осторожности при реализации процесса дерегулирования [53].
В конце 1980-х и начале 1990-х гг. в Польше и бывших республиках СССР аналогичные вопросы стали вновь актуальны в процессе обсуждения скорости перехода от командной к рыночной модели экономики. Сложилось впечатление, что успех трансформации экономики зависит от того, в какой степени люди сохранили память о капиталистическом образе жизни, который имел место до прихода советской власти. В Польше связь с рыночной экономикой оказалась гораздо прочнее, чем в России, где за долгие годы социализма она была практически уничтожена. Для успешного завершения переходного периода такого рода память намного важнее, чем скорость приватизации и сокращения государственного контроля.
Процесс перехода от командной к рыночной экономике, в который была вовлечена Восточная Европа в начале 1990-х гг., означал, что деятельность финансовых структур больше не регулируется. Предприниматели, многие из них бывшие военнослужащие, начали свой бизнес в надежде на получение высоких доходов, скажем, 30% в месяц. В этих странах население имело значительные накопления в валюте и депозитные счета в государственных банках, процентные ставки по которым были очень низкими. Поэтому обещание вновь создаваемых финансовых структур выплачивать высокие проценты выглядело очень заманчивым. При этом конкуренция между подобными «банками» также способствовала поддержанию обещанных процентных платежей на высоком уровне.